Тигровый принц
Шрифт:
Дерек подзывал по свистку.
Вместо того чтобы обидеться, Шерил радостно засмеялась:
– Ты думаешь, что это я рабыня Амина? Ну, полагаю, для некоторых людей,
особенно для просвещенных молодых женщин, как ты, я кажусь именно такой.
– Он практически тащил тебя в спальню отеля в тот день, когда мы с Дереком
поженились, - горячо сказала Карен.
Шерил засмеялась:
– Да, ну, смотри, в то утро мы были в постели, когда ему рассказали о той ситуации,
в
– Понятно, что он был
не в лучшем настроении. Он был практически озабочен тем, чтобы закончить то, что
ранее мы начали.
– Ох, - сказала Карен, краснея.
Шерил тепло, практически сочувственно, улыбнулась.
– Я не порабощена никем, лишь любовью, Карен. Вообще-то, у меня больше
свободы, чем у большинства женщин в мире. У меня красивый дом; я делаю то, что хочу.
– Кроме ситуаций, когда Аль-Тазан призывает тебя приехать куда угодно ему,
чтобы с ним встретиться, - спорила она.
– Я еду, потому что хочу, а не потому что он приказал.
Карен в недоумении посмотрела на нее.
– Тебя не раздражает то, что у него другая жена, что у них с ней дети?
Тень изменила обычно спокойное лицо:
– Конечно, Карен. Я не была бы человеком или женщиной, если бы это было не так.
Единственное сожаление в моей жизни в том, что я не могу иметь больше детей. Мы с
Амином давно договорились, что Дерека будет вполне достаточно. Мы не могли
навязывать такого рода неопределенность на других детей, - она подошла к месту рядом с
одним из рабочих столов, где стояла Карен.
– Я люблю Амина, с того самого момента, как
мы встретились. И знаю, что он любит меня. Его жена в Эр-Рияде может носить его имя,
иметь от него детей, но его сердце принадлежит мне. У меня никогда не было сомнений,
что я та женщина, которую он считает настоящей женой, его родственная душа. В
противном случае, он бы уже давно бросил меня, когда его отец потребовал развода. Он
мог бы забрать Дерека, и я бы никогда снова не увидела своего ребенка. Он слишком
сильно любит нас обоих, чтобы так поступить.
– Но вы с Дереком так сильно пострадали.
– Амину тоже пришлось нелегко. Он много раз шёл на компромисс, чтобы мне
было легче. Я остаюсь на заднем плане, а он защищает меня от публичности. В мире
много людей, которые бы не поняли наших отношений. Они бы рассматривали меня, как
содержанку, любовницу богатого и влиятельного мужчины. Я много лет назад приняла
это. Я могу не волноваться об этом.
Она посмотрела вверх на прозрачную стеклянную крышу, откуда падали первые
красно-золотистые полоски заката. Карен знала, что Шерил не видит неба. Она видит
лицо своего любимого.
– Он нуждается во мне, такой влиятельный, мировой лидер Амин нуждается во мне.
Так что, когда могу, я остаюсь рядом с ним. Делаю все необходимое, чтобы сделать его
счастливым, потому что я люблю его, - она спонтанно и неосознанно обняла Карен.- Ты
любишь моего сына?
Карен приняла утешительные объятия, в которых нуждалась много дней:
– Да. Очень сильно.
– Тогда вы двое найдете выход из этого положения. Ты увидишь свой путь через
это.
Они больше не разговаривали об этом. На ужине Шерил была более
расслабленной, чем раньше. Она рассказывала ей истории о том, как путешествовала с
Амином, и забавные истории о Дереке, когда он был мальчиком.
Но если Шерил была более расслабленной, то Карен стала более беспокойной. Она
состроила хорошую мину для своей свекрови, но когда в ту ночь вернулась в главную
спальню, то упала на кровать и разразилась слезами.
Что ей делать?
Радость Шерил от ее положения была очевидна. Она давно его выбрала. Но Карен
никогда не будет удовлетворена положением запасной жены, особенно после того, как
жила семь лет в тени Уэйда.
Что принесет ей этот вид мягкого рабства кроме низкой самооценки и
отсутствующего эго? Нет, больше никогда она не станет движимым имуществом в жизни
мужчины, украшением, которое он может подбирать и играться, когда имеет подходящее
настроение, и небрежно распоряжаться.
Она также не может предъявлять свои требования Дереку. Было смешно думать о
том, что она сможет соревноваться с шейхом Аль-Тазаном за верность и любовь Дерека.
Кроме того, Дерек никогда не говорил о любви. Даже в то утро в студии, когда она
тихо призналась в своей любви к нему, он тесно прижал ее к себе, баюкал ее у своего
горла и мурчал в ее волосы что-то, звучавшее, как слова любви, пока его руки нежно
ласкали ее спину. Но она никогда не слышала от него, чтоб с его губ слетали эти слова на
ее языке. Не было никогда «Карен, я тебя люблю».
Другого выбора не было, ей надо уйти.
Она покинет дом, который считала своим, людей, которые стали друзьями,
мужчину, которого любит. Но она не будет ждать, когда он вернется, ждать, чтобы он
сказал то, что она боится услышать. Уход будет самой болезненной вещью, которую она
когда-либо делала. Но не такой болезненной, как быть покинутой.