Тихая, как последний вздох
Шрифт:
Аманда Джадд подняла голову и посмотрела Алексу прямо в глаза.
— Не знаю, что ты имел в виду, говоря это, — произнесла она почти шепотом, — но я хотела бы обратить твое внимание на то, что я жива, а бедная Грейс мертва.
Паркер, который молча сидел, наблюдая за Амандой, заметил, что ее пальцы почти судорожно сжали ключ.
— Это правда, — Алекс кивнул. — Воображение понесло меня, и я болтаю глупости. Прости, пожалуйста.
— Мы все обладаем воображением и все мы — его жертвы. Не извиняйся — действительно, не за что.
Джо встал, и Паркер поднялся вместе с ним.
— Благодарим вас, — поклонился Бен. — Эта ночь уже скоро закончится, и дай бог, чтобы так же скоро мы могли закрыть это дело!
— А существует ли… есть ли у вас надежда, что так и случится?
— Пока только надежда. И ничего больше.
— А у тебя, Джо? — ее темные, умные глаза пробежали по лицу Алекса.
— Это все очень запутано… — неуверенно ответил он, — и противоречит здравому смыслу. Я пришел к определенному выводу, который представляется мне совершенно абсурдным, но иного я не вижу.
Аманда молча кивнула и направилась к двери.
— Проводить
Она остановила его движением руки и вышла.
Паркер положил руку на плечо Алекса.
— К какому выводу, Джо? Надеюсь, я не ослышался?
— Не ослышался.
— Значит ли это, что в этом кошмарном абсурде ты увидел…
Алекс приложил палец к губам. Паркер умолк. И тогда Джо сказал:
— В этом кошмарном абсурде я увидел лицо миссис Уорделл и понял, что должен задать ей один короткий вопрос.
— Пошли, — согласился Паркер.
XXV
Мотив
Они остановились. Паркер наклонился и заглянул в замочную скважину.
— Свет еще горит, — прошептал он, — надеюсь, она еще не уснула.
— Не будем стучать, — шепнул Джо. — Я лишь чуть приоткрою дверь и загляну. Если она не спит, я задам ей всего один вопрос. Если спит — придется разбудить. Я знаю, что она стара и устала, но я должен спросить, Бен! Причем спросить сейчас! Ее ответ — ключ ко всей загадке.
Он легонько нажал дверную ручку. Дверь приоткрылась. Алекс осторожно просунул голову сквозь щель и заглянул в комнату.
Миссис Уорделл сидела за небольшим столом, стоящим посреди комнаты. Висящая под потолком лампа бросала свет на ее лицо, но видна была лишь одна половина этого лица, потому что голова старой дамы была запрокинута назад, будто она залилась беззвучным смехом. Паркер потянул носом и, отодвинув Алекса в сторону, быстро подошел к ней. Джо тоже приблизился, и несколько мгновений они стояли молча. Комнату переполнял аромат горького миндаля.
— Цианистый калий, — произнес вполголоса Алекс. Он вернулся к двери и тихо запер ее.
Бен Паркер взял одну из худеньких рук старушки и тут же опустил ее обратно на подлокотник кресла.
— Совсем холодная. Немного в ней было жизни, и яд подействовал мгновенно, — Бен осмотрелся, и его взгляд остановился на столе. — Посмотри. Это, наверно, он и есть… — инспектор указал пальцем на маленький флакончик, закрытый стеклянной пробкой. — Нет ровно половины! Но… — он отступил и обошел кресло. Под правой рукой, свисающей с подлокотника кресла, на ковре лежал стакан. Паркер присел. — Да, яд был здесь. Она набрала в стакан немного воды, потом добавила туда половину содержимого флакончика, закрыла флакончик пробкой и только потом выпила.
Алекс утвердительно кивнул.
— На столе лежит лист бумаги и возле него ручка, — сказал он, — а рядом книга с конвертом, вложенным между страницами…
— Постараемся ни к чему не прикасаться, — шепнул Паркер.
Они склонились над столом.
Лист бумаги, лежащий рядом с флакончиком яда, был покрыт ровными строчками, написанными несколько старомодным почерком, которому упорно учили в школах барышень из хороших домов еще во времена короля Якова Пятого:
«Дорогой мистер Паркер,
мне крайне неприятно, что своим поступком я должна доставить Вам некоторые хлопоты. Но я просто не могу дождаться воссоединения с ними: с моим любимым мужем, дорогой моей дочерью и моим единственным внуком. Впрочем, я тем самым несколько облегчу Вашу задачу, ибо знаю, что, в конце концов, либо Вы, либо мистер Алекс, откроете всю правду, хотя, честно говоря, не полностью всю, потому что без меня Вы никогда не узнали бы, почему Грейс Мэплтон умерла.
Не знаю, помните ли Вы, что я обещала Вам подарить свою книгу. Я оставляю ее на столе прямо пред собой. Это книга о духах, и когда Вы ее получите, автор книги тоже будет духом… самым счастливым из духов!
В этой книге Вы найдете письмо, которое все объяснит. Не надо добавлять, что я буду Вам очень признательна, если его содержание не станет достоянием широкой публики, ибо это причинило бы много боли лицу, которое и так пережило огромные страдания из-за Грейс Мэплтон, не зная ее имени и даже не ведая о ее существовании.
Прошу принять заверения в глубоком уважении, а также еще раз прошу прощения.
Александра Бремли (Уорделл)»
Паркер выпрямился и посмотрел на Алекса. В его глазах стояло безбрежное изумление.
— Значит, все же — это она…
— Прочтем это письмо, — сказал Джо, глядя на книгу. — Судя по тому, что она тут написала, мы, по крайней мере узнаем, почему Грейс Мэплтон умерла.
— Но…
— Ради бога, Бен! Возьми платок, открой книгу и вынь этот конверт! Ты надеешься, обнаружить на нем чьи-то отпечатки пальцев? Но если мы обойдемся с ним осторожно, вся его поверхность будет в полном распоряжении дактилоскопистов. А ведь там важная информация, Бен! Важнейшая!
После короткого размышления Паркер кивнул головой. Он вынул носовой платок и приподнял край обложки, на которой летучая мышь с блестящими глазами вглядывалась в силуэт дома, стоящего в сиянии лунного света на безграничном пустыре.
АЛЕКСАНДРА УОРДЕЛЛ.
ПОЯВЛЯЮТСЯ ЛИ ПРИЗРАКИ И ПОЧЕМУ?
— спрашивали белые блестящие буквы.
А сразу под обложкой, там, где тем же красивым каллиграфическим почерком был начертан автограф «Дорогому мистеру Паркеру», находился длинный, незапечатанный конверт. Паркер ловко вытащил из него два сложенных и исписанных с двух сторон листка бумаги.
Никакого заголовка не было.
«Меня зовут Александра Бремли и я вдова сэра Джона Бремли, промышленника, который оставил мне в наследство то, что обычные люди называют «огромным состоянием». Когда через несколько лет после кончины
Книги эти я издавала под своей девичьей фамилией Уорделл… Но довольно об этом. Дочь моя оставила мне своего сыночка, малыша Джорджа, моего единственного, горячо любимого внука, который с младенческих лет был умным и ласковым ребенком, доставляющим мне только радость. Когда он вырос, и пришла пора выбирать профессию, он сообщил, что чувствует призвание к духовному сану. После возвращения из Кембриджского университета он был посвящен и стал пастором, а вскоре отправился на год в Африку, где занимался миссионерской деятельностью. Вернувшись оттуда в Англию, он познакомился с одной красивой и милой девушкой, которую я буду называть здесь просто Алиса. В ближайшем будущем они намеревались вступить в брак.
Но прежде, чем это случилось, пришло ко мне трагическое известие: Джордж, который любил прогулки на своей маленькой яхте, выплыл в море, и хотя пустая яхта, терзаемая волнами, была найдена, Джорджа на борту не было. Спустя два дня отыскали его тело. Море в тот день, когда он отправился на прогулку, было бурным, и все посчитали, что волна смыла его с палубы, а ветер погнал дальше яхту, оставляя моего несчастного внука на произвол стихии. Хоть я и верю, что смерть — это всего лишь временная разлука, боль моя была велика, но, быть может, еще большей была боль бедной Алисы, лишенной подобного утешения.
На следующий день, после получения мной известия о гибели Джорджа, я получила письмо… написанное его рукой. Это не был несчастный случай! Это письмо мой внук написал и опустил в почтовый ящик перед своим отплытием в море. Оказалось, что во время пребывания в Африке и после возвращения он вел миссионерский дневник о своей жизни в джунглях, среди негритянских племен, по-прежнему находящихся на окраине цивилизации. Он хотел издать его, рассчитывая на то, что, быть может, склонит хотя бы нескольких молодых людей посвятить себя миссионерской деятельности. По воле судьбы он отправился со своей книгой в издательство КВАРЕНДОН ПРЕСС. Там он сразу наткнулся на девушку — секретаря директора издательства. Он сказал ей, что готов издать эту книгу за свои средства, поскольку достаточно богат и может уплатить за то, чтоб ее издали гораздо большим тиражом, чем обычно выходят такие книги… Так началось их знакомство.
Чтобы не затягивать этой исповеди, скажу лишь, что Бог или Дьявол наделил Грейс Мэплтон необыкновенной красотой и притягательной силой, против которых… как написал мне мой внук… невозможно было устоять. Она была подобна тем жутким сиренам, которые своим пением увлекали моряков на дно. Джордж любил Алису и считал свое мимолетное безумие глубоким падением, но не это было самым страшным. Мисс Мэплтон появилась перед ним с пакетом фотоснимков… отвратительных снимков, на которых оба они были видны, даже слишком отчетливо… Она была красива, холодна и спокойна. Она заявила, что не так богата, как он, и потому не видит никакого препятствия к тому, чтобы это стечение обстоятельств послужило бы им обоим поводом для выравнивания их имущественной разницы. Сумма, которую она потребовала, не была огромной: она хотела получать ежемесячно тысячу фунтов. Видит Бог, это было бы для меня сущим пустяком. Джордж был настолько поражен и потрясен, что тут же вручил ей эту сумму. Однако, потом перед ним с полной ясностью предстала вся правда: он, духовный пастырь, который вскоре должен будет перед алтарем присягнуть на верность молодой порядочной девушке, а своей пастве обязан будет еженедельно провозглашать высокие моральные принципы и порицать грех, сам стал банальным мелким грешником и в добавок еще жалким трусом, который оплачивает молчание никчемной женщины, чтобы не быть разоблаченным. Всю свою жизнь: и службу Господу, которого он возлюбил, и любовь к женщине, в которой он хотел видеть подругу всех дней своих, — он уничтожил одним-единственным поступком, оставаясь по-прежнему в когтях этой хищницы, из которых ему уже никогда не вырваться. И осознав все это, он выплыл в море, чтобы никогда больше не вернуться.
Что же я могла сделать? Я могла подать на Грейс Мэплтон в суд. И, наверно, она была бы наказана, как шантажистка. Но дело, конечно, попало бы в прессу и вызвало бы много шума. И тогда я нанесла бы бедной Алисе еще один страшный удар. Она по сей день не знает правды и не должна узнать ее, о чем я от всей души прошу получателя этого письма, кем бы он ни оказался. Эта несчастная девушка не вышла замуж, она часто бывает у меня, и мы вместе вспоминаем Джорджа. Я надеюсь, что со временем жизнь все же напомнит о своих правах, и она встретит порядочного человека достойного ее. Но пока это время явно не наступило. Джордж остается рыцарем ее печальных снов. И если бы ей пришлось пробудиться от них, прочтя в газете о том, что в действительности произошло в тот день, это могло бы отнять у нее веру в людей на всю жизнь…
Итак, я ждала. Я отдавала себе отчет в том, что мой внук наверняка не единственная жертва этого ужасного существа и, быть может, кто-нибудь другой сделает так, чтобы исполнились Бессмертные Слова о тех, которые мечом воюют и от меча гибнут, что означает: зло, совершенное человеком, непременно должно обратиться против него. И когда, наконец, свершилось то, что свершилось, меня это не удивило. Я выезжаю в Девон с непоколебимой верой в торжество справедливости, а если еще этому поможет — в чем я абсолютно убеждена — измученная душа несчастной Евы де Вер, ожидающая сотни лет исполнения предначертанной ей судьбы, дабы могла она, наконец, уснуть в покое, — буду счастлива.
Прощай, мир жалкий и увечный — здравствуй, мир прекрасный и совершенный!
Александра Бремли».