Тихая провинция (Маятник мести)
Шрифт:
– "За меня - за меня!". За тебя сейчас горшок дерьма не дадут. Оружие есть?
– Да. Четыре ствола и "калаш". Только зря ты все это... затеял... Свояк не простит, - Макар твердил эту фразу, словно пытался убедить не только Нечая, но и себя.
– Да брось ты. Тебе уже будет все равно. Лучше скажи, - Геннадий даже присел на корточки рядом с телом, - это правда, что Свояк расплевался с Тенгизом?
– Да. К нему хочешь обратиться? Только Тенгиз слабак против Свояка. У него и "пехоты" в два раза меньше.
Макар смолк, приподнял голову и встретился взглядом с Нечаем. В нем уже не было ярости, скорее усталость и сожаление.
– А я ведь радовался, что увижу тебя.
Больше он не сказал ничего, только попробовал дотянуться скованной рукой до ноги Нечая, похоже было, что тело снова начинало обретать силу. Геннадий быстро отошел в сторону, оглянулся на доктора и сделал жест рукой, словно убирал что-то. Они с Рыдей поднимались по лестнице, когда сзади коротко вскрикнул и быстро перешел на замирающий хрип голос Макара.
Поднявшись наверх, они развернули крупную карту области.
– Вот эти "Дубки", - ткнул пальцем Нечай.
– Далековато, километров семьдесят.
– Знаю я эти "Дубки", - припомнил Рыдя.
– Бывший пионерский лагерь. Деревянные хибары в лесу, стоят друг от друга метрах в пятидесяти.
– Ну, это даже лучше, чем я думал. Кто у тебя самый толковый из парней?
– Фугас, - не задумываясь сказал Рыдя.
– Позови его, сейчас все обсудим.
Рыдя удивленно посмотрел на него. Он рассчитывал сам заняться этим делом. Поняв его взгляд, Нечай сказал своему "адъютанту":
– Тебе я дам кое-что потрудней.
Подойдя поближе, он положил руку на плечо Рыде.
– Только на тебя, Серега, я рассчитываю, как на себя.
Нечай очень редко называл его по имени, а с такой доверительной интонацией - никогда. Рыдя понял, что дело, которое он ему готовит, более чем рискованное. Но Геннадий хорошо знал своего друга. Риск делал Рыдю более собранным и спокойным, и этим он походил на Нечая.
ГЛАВА 27
Было полшестого утра, когда люди Нечая окружили коттедж номер четыре. Рыдя не ошибся, раньше это действительно был пионерский лагерь. От того времени остались и ворота со скрещенными пионерскими горнами, и трибуна для руководства пионерскими парадами, и мачта для флага. Только непонятно было, почему и мотель, и лагерь назывались "Дубки" - кругом рос сосновый бор.
Фугас нервничал. Давно уже рассвело, они могли начать дело и раньше, но Нечай два раза напомнил ему, чтобы все началось не раньше полшестого. За этот час ожидания парни немного расклеились, и Фугас, прошедший Афганистан - всерьез
опасался, как бы они не перегорели. Ему было под сорок. Высокий, поджарый, с длинным скуластым лицом и рыжеватыми волосами, Фугас был одет, как и все остальные, в пятнистый камуфляж, только вместо черной шапочки-маски на голове красовалось армейское кепи с удлиненным козырьком. Покосившись на своего соседа, Фугас поморщился: тот обрывал лепестки у ромашки, сосредоточенно шевеля губами. Фугасу хотелось подать команду и встряхнуть парней, но он сдержался и все-таки дождался, пока минутная стрелка опустилась до самой нижней точки бесконечного путешествия, и только потом негромко скомандовал:
– Подъем!
Все было распределено заранее. Пока все оцепляли большой приземистый
коттедж с цифрой четыре над входом, один из боевиков быстро вскарабкался на столб и перерезал телефонный кабель.
Фугас первым вскочил на крыльцо и хотел уже вышибить легкую дверь,
но тут она сама открылась и в дверном проеме показалась сонная всклокоченная девица в одном бикини. Фугас успел зажать ей рот раньше, чем она вскрикнула, оттащил в сторону и, закрыв коленкой дверь, шепнул на ухо потрясенной дамочке:
– Тихо! Милиция, - а потом спросил: - Сколько их там?
– Не-не считала, - запинаясь, ответила она. Магическое слово "милиция" ее немного успокоило.
– Человек десять.
– Они все бородатые?
– По-оловина.
– Оружие есть?
– Да. Видела пистолет, - припомнила девица.
– Ну хорошо, подожди здесь, - он толкнул ее в руки напарника, кивнул остальным и первым ворвался в дверь.
Когда в коттедже поднялась отчаянная пальба, девушка поняла, что на самом деле это вовсе не милиция. Вскрикнув, она укусила за руку державшего ее парня и, вырвавшись, бросилась бежать в лес. Она почти добежала до ближайших деревьев, когда с крыльца полоснула автоматная очередь. Девушка упала, а Фугас обрушился в руганью на зазевавшегося парня.
– ...Раззява! Что стоишь, сходи посмотри, вдруг жива.
Оглянувшись по сторонам, он заметил в ближайшем коттедже, метрах в
пятидесяти, белевшие лица обитателей. Парни его были в масках, а лицо самого Фугаса они вряд ли могли рассмотреть с такого расстояния, но для профилактики он не целясь полоснул очередью по окнам.
– Сидеть, - пробормотал он себе под нос, а потом скомандовал: Уходим.
В лесу, на проселочной дороге, стояли три автомашины. В одну из них,
милицейский УАЗик с номером Энского отделения милиции, они сгрузили все оружие и униформу, и неторопливый вездеход растаял где-то в лесу. Весь остальной народ налегке расселся в две "девятки", и они, проехав с полкилометра, влились в оживленный поток магистрального шоссе. Через час все уже были в Энске.
В это прекрасное летнее утро Свояк поднялся, как обычно, в шесть. Особой нужды в этом не было, он мог бы спать хоть весь день, но долгие годы отсидок давали о себе знать въевшимся в организм распорядком зоны. Она не отпускала его и теперь, словно прорастая изнутри колючей проволокой, раздирая легкие и царапая горло. Откашлявшись утробным лаем старого курильщика, Свояк с беспокойством
подумал л, что боль усилилась. Она не отпускала его уже месяц, но он упорно не хотел обращаться к докторам и скрывал ее от окружающих. На туберкулез это не походило, им он уже переболел.
"Если рак, то хоть здесь сдохну, а не в казенной палате", - в который раз за месяц подумал он и, нашарив ногами домашние тапки, пошел на балкон.
Свояка еще иногда звали Белый. Эта кличка шла от его шевелюры, где давно не осталось ни одного черного волоса. Такого же цвета окладистая борода обрамляла лицо. Именно подражая ему отрастил бороду Макар, а затем и половина его бригады.
Выйдя на балкон, опоясывающий второй этаж его причудливого особняка,
старик глянул на пейзаж, и нахлынувшая волна восторга поднялась из его заскорузлой души. Еще бы! Этот дом в свое время был дачей секретаря обкома и стоял на высоком холме в самом центре заповедника. Окружала его холмистая местность, густо поросшая лесом, виднелись живописные скалы на горизонте и поблескивающая серебряная змейка реки. Солнце, только поднявшееся над горизонтом, еще не разогнало голубоватую дымку тумана.