Тихая война
Шрифт:
Через несколько месяцев Австрия превратилась во «фронтовое государство», так как на ее территории нашли себе убежище многие политические и военные эмигранты, а также агенты некоторых западных разведок. И пока, образно выражаясь, все они опомнились и пришли в себя, я, если так можно сказать, держал свою руку на пульсе жизни венгерской эмиграции.
Я уже точно знал, что представляют собой молодые венгерские эмигранты, которые однажды исчезают из лагеря, чтобы вернуться туда через несколько дней, причем так же неожиданно, как они его и покинули, или же исчезнуть раз и навсегда. Не являлось тайной для меня, а следовательно,
Постепенно передо мной вырисовалось несколько различных направлений. Мне стало ясно, что общая масса диссидентов была как бы окружена множеством людей, на первый взгляд независимых друг от друга, в большинстве своем даже работающих друг против друга, но все-таки руководимых из одного центра.
Сотрудники радиостанции «Свободная Европа», «Венгерского национального комитета», возглавляемого полковником Михаем Надем «Объединения свободных граждан Европы», информационного агентства Вегас, американские журналисты с Вестбанштрассе — все они охотно покупали всякие новости, военные и промышленные тайны, документы и венгерскую одежду.
Землевладелец граф Йожеф Палфи, генерал-лейтенант Бела Лендьел, майор авиации Шандор Кестхейи охотно давали деньги на своих людей. Избранные собирались в Зальцбурге в одной из гостиниц, а оттуда их путь шел дальше и вел в филиал ЦРУ в Берхтесгадене.
Старший лейтенант Элек Такач из «Союза венгерских борцов» по поручению нилашистского генерала Андраша Зако собирал секретную информацию и вербовал людей. Иштван Миклади, он же Карл Кеплер, он же Михаэль, сначала занимался тем же самым в интересах английской разведки, а затем в интересах западногерманской шпионской организации генерала Гелена.
Каждую из точек, которые постепенно вырисовывались передо мной, прочная нить, словно нить паутины, связывала с одним общим центром сплетения — с ЦРУ.
Таким образом, теперь уже было ясно, что вся подрывная деятельность, направленная против народной Венгрии, планировалась и направлялась из единого центра.
От возвращавшихся из Зальцбурга и Берхтесгадена молодых людей я в подробностях относительно легко узнавал о том, что произошло с ними. Сами они по молодости считали все это лишь обычными приключениями.
Через некоторое время можно было сделать вывод, что враги нашей страны поставили перед собой три цели, а именно — собрать как можно больше достоверных сведений о вооруженных силах, военном производстве и военном потенциале Венгрии; заслать в Венгерскую Народную Республику большое количество своих агентов; подготовить из числа эмигрантов диверсантов, способных выполнить любое задание.
Разумеется, одновременно с ростом числа моих знакомых возрастало и количество вопросов, на которые я должен был отвечать. А в Будапеште хотели знать как можно больше всяких подробностей.
Самым главным моим противником являлся Аурель Абрани — Релли, которого я долго не мог раскусить. Попытаюсь объяснить это.
Релли принял меня как своего лучшего друга. Позднее он не только регулярно приглашал меня к себе, но иногда даже предоставлял в мое распоряжение свою квартиру, чтобы я имел возможность спокойно поработать. Трудно было поверить в то, чтобы прекрасно подготовленный американцами агент полностью доверял мне. За этим доверием ко мне, которое никак не вязалось со здравой логикой, мне следовало искать какую-то хитрую ловушку. Со стороны же наши отношения можно было принять за хорошую дружбу.
Однажды я распределял продукты в лагере среди венгерских беженцев. Человек, предоставивший эти продукты, высказал пожелание, чтобы я лично осуществлял контроль за их распределением. Когда я закончил эту работу, часы показывали уже почти полночь. Тогда я еще жил в пансионе для одиноких мужчин на окраине Вены. Общественный транспорт уже закончил работу, а такси в городе еще не было. Мне ничего не оставалось, как пуститься пешком в путь за несколько километров.
В ту зиму в Вене стояли пятнадцати — двадцатиградусные морозы, а последствия моего декабрьского купания при переходе границы все еще сказывались на моем здоровье. Однажды у меня подскочила температура. Меня забрали в больницу, подозревая воспаление почек. Единственным человеком, который навестил меня в больнице и настойчиво, почти силой заставил взять деньги на необходимые расходы, оказался Абрани. Более того, когда я после выздоровления зашел в административный отдел клиники, чтобы оплатить там счет за лечение, оказалось, что Релли заранее оплатил его.
Все это поставило меня в странное, я бы даже сказал, противоречивое положение. Сам по себе возникал вопрос: может ли быть таким сентиментальным профессиональный шпион? И может ли в моей душе появиться симпатия или какое-нибудь чувство, похожее на дружбу, по отношению к врагу?
Я бы покривил душой, если бы сказал, что разобраться в этом не составило для меня труда. Я очень много думал над этим, но, так и не найдя ответа на свои же вопросы, вышел на улицу, чтобы хоть немного развеяться. Я всегда имел обыкновение пешком прогуливаться по городу, бродя как по центру, так и по окраинам, знакомясь по дороге с тупиками, проходными дворами, переулками и закоулками, короче говоря, со всем тем, что в один трудный день помогло бы мне скрыться. Вот тогда-то мне и пришлось заглянуть в душу к себе самому.
В течение нескольких суток я как бы находился в кризисном состоянии, размышляя, не обыскать ли мне дом человека, который принял меня как друга, а затем оставил в нем одного.
Когда я после мучительных сомнений решил сделать это, меня словно по голове ударили и у меня возникло подозрение: а что, если предоставление мне такой свободы в его доме есть не что иное, как своеобразное испытание? А вдруг Релли все же не доверяет мне?
Почти сразу же всплыл и другой вопрос: а что сделает Аурель Абрани, когда узнает, что я — человек с другой стороны, из социалистической Венгрии?
Я был более чем уверен, что Абрани доложит об этом своим американским хозяевам. В этом отношении нельзя было рассчитывать ни на его дружбу, ни на снисхождение.
Как только я до этого додумался, мне сразу же стало легче. Решение пришло само собой: я и впредь должен рассматривать Релли как друга, но одновременно с этим видеть в нем умного и опасного противника.
В следующий раз, когда он снова оставил меня одного в доме, я решил еще раз внимательно осмотреть всю квартиру с целью найти в ней скрытые камеры, микрофоны и прочие технические средства подслушивания и подсматривания.