Тихим полетом его настигала…
Шрифт:
— А это, значит, та несравненная Сильвия… — Я осторожно вынул из руки Бедфорда фотографию в простой тонкой рамке. — Видно, что она весьма стройна, а вот черты лица что-то трудно разобрать. — Я протянул Паркеру снимок.
— Это еще что такое! — воскликнул старший инспектор.
— Вот именно, — усмехнулся я. — Сдается мне, что сэр Гордон не был фетишистом. Я знаю, что в Меланезии некоторые племена рисуют умерших родных у себя на теле, но чтобы забирать голову любимой с собой в путешествие в вечность, — это что-то новенькое! Хорошо бы найти недостающий фрагмент… Вы комнату хорошо осмотрели?
— Вроде, да. — Паркер растерянно огляделся. — Хотя, конечно, такая вещь, как человеческая голова, вырезанная из фотографии, могла и не привлечь внимание моих парней.
Я наклонился над корзиной для мусора.
— А туда ты заглядывал?
— Да. И там мы нашли одну ночную бабочку, видимо, уже ненужную ему.
Я сунул руку в корзину и выпрямился, держа в пальцах огромного ночного мотылька. Он был проткнут длинной шпилькой.
— Какой легкий… — пробормотал я.
— Гадость какая! — Паркер тоже склонился над насекомым.
Но я уже не слушал его. Мой взгляд начал быстро перебегать с витрины на витрину. Наконец я нашел то, что искал.
Подойдя к шкафу, стоящему за спиной умершего, я открыл его. Он был почти пуст. На темном бархатном фоне были пришпилены всего две бабочки, на тельцах которых отчетливо виднелись белые человеческие черепа. Они были точь-в-точь такими же, как и та, что лежала у меня сейчас на ладони. Наверху желтела надпись:
Acherontiae — ночные бабочки
Atropos L. — ночная бабочка Мертвая Голова
(Пойманы в Лондоне 1–7 июня 1959 г.)
Но не насекомые привлекали теперь наше внимание. В оцепенении мы смотрели на третий объект.
Это была женская голова, вырезанная из небольшой фотографии и приколотая внутри шкафа между двумя огромными ночными бабочками…
3. «У меня уже есть все отчеты»
Первым пошевелился Паркер. Он почти вплотную приблизил лицо к стенке шкафа.
— Разрази меня гром! — выдавил он наконец из себя.
— Атропос… Атропос, Клото, Лахесис… Три сестры…
— Что ты там бормочешь? — вскинул голову инспектор. — Какие сестры?
— Парки. [1] Атропос — это была как раз та, которая ножницами перерезала нить человеческой жизни…
— Ты в этом уверен?.. — Паркер недоверчиво смотрел на меня.
— Более чем! — расхохотался я. — Мифология, в отличие от следствия, имеет определенные плюсы — в ней все осталось по-прежнему, она пока еще не устраивала нам особых сюрпризов. — Я подошел к письменному столу и выдвинул два плоских ящика. Там ничего не было, кроме карандашей и стирательных резинок. — Как видишь, наш покойник не пользовался ящиками… — Я подошел к лабораторному столу и открыл шкафчик с надписью «ЯД». Я заглянул в него, но, кроме баночки с белым порошком, ничего там не обнаружил. Затем я направился к видневшейся из-за отодвинутой во время обыска полки кофеварке. — Так, кажется, больше тайников здесь нет, — пробормотал я и вернулся к лабораторному столу.
1
Парки — римские богини судьбы, соответств. греческим Мойрам; три сестры, дочери Зевса и Фемиды; старшая — Клото, пряла нить жизни, младшая — Атропос, перерезала ее, когда наступала пора, определяемая Лахезис, третьей сестрой. (прим. ред. FB2)
Внезапно мой взгляд упал на сумку с пробирками. Я открыл ее.
— В чем дело? — нахмурился Паркер.
— Минуточку, Бен. — Я взял со стола длинные ножницы.
— Да что ты ищешь, в конце концов?!
— Понимаешь… Когда я говорил о том, что Атропос разрезала ножницами нить человеческой жизни, мне пришла в голову мысль… Черт, мне надо еще подумать… Но главное, голова на фотографии была отрезана не этими большими ножницами, а маникюрными, кривыми. Видишь? — Я указал ему на неровный край. — Спрашивается, где они?
Взяв со стола большую лупу, я подошел к витрине.
— Посмотри, сколько пыли… Впрочем, если особа, приколовшая голову, не хотела оставлять отпечатков, она бы воспользовалась резиновыми перчатками, лежащими в ящике лабораторного стола… Когда дактилоскописты сообщат результаты?
— Надеюсь, через полчаса, — тяжело вздохнул Паркер.
— Хочу тебя предупредить, что меня очень интересуют все отпечатки, взятые в этой комнате.
— Почему они тебя интересуют? — Паркер тупо смотрел на меня. — Мы ведь еще ни с кем не беседовали…
— Именно поэтому.
— Значит, ты все-таки склоняешься к убийству?.. — осторожно осведомился инспектор.
— На 99 % — да.
— Из-за этих двух писем?..
— С какой стати?! — Я изумленно посмотрел на Паркера. — Самоубийца имеет право написать хоть десять писем. А что касается Бедфорда, то одно он мог написать заранее, а потом, находясь в глубоком волнении, забыть о нем. А в каком из них он написал истинную причину — это уже другой вопрос. Если, конечно, обе не являются истинными. Нет, не письма меня убеждают. Кстати, вы больше ничего не нашли?
— Ох, я совсем забыл об этом из-за той дурацкой головы! — Паркер хлопнул себя по лбу. — В правом кармане брюк покойного — маленькая коробочка с капсулой, наполненной цианистым калием. — Он осторожно вынул ее из кармана Бедфорда.
Я улыбнулся и отвернулся к столу.
— В таком случае, мы готовы! — торжественно провозгласил я и взял в руки маленькую черную записную книжку.
— Ты прочитал ее?
— Не успел еще. — Паркер махнул рукой и склонился над записной книжкой, на которой золотым тиснением было выведено: «In Memoriam».
Мы стали перелистывать страницы.
«…19.VI… проверить заказ билетов на самолет…
Р. пускай звонит С., что мы приезжаем на уик-энд…
…20.VI. Конечно, баночка, попросить его, чтобы всыпал обратно. То же — с кофе. Потом быть нежным по отношению к ней.
…21.VI. Сжечь! Помнить о разложенной работе… Велеть ему написать пару слов. Сжечь!»
— Хм, — покачал головой Паркер. — Интересная записочка. Что-то мало она напоминает записи натуралиста или экономиста.