Тихий Дон. Том 2
Шрифт:
Григорий поморщился. Шутка Кудинова ему не понравилась.
– Ты бы поменьше разных брехнев слухал да ординарцев себе выбирал с короткими языками! А ежели будешь посылать ко мне дюже языкастых, так я им загодя буду языки шашкой отрубать… чтобы не брехали чего зря.
Кудинов захохотал, хлопнул Григория по плечу:
– Иной раз и ты шутки не принимаешь? Ну, хватит шутковать! Есть у меня к тебе и дельный разговор. Надо бы раздостать нам «языка» – это одно, а другое – надо бы ночушкой где-нибудь, не выше Казанской грани, переправить на энту сторону сотни две конных и взворошить красных. Может, даже на Громок переправиться, чтобы им паники нагнать, а? Как ты думаешь?
Григорий помолчал, потом ответил:
– Дело
– А ты сам, – Кудинов налег на последнее слово, – не поведешь сотни?
– Почему сам?
– Боевитого надо командира, вот почему! Надо дюже боевитого, через то, что это – дело нешутейное. С переправой можно так засыпаться, что ни один не возвернется!
Польщенный Григорий, не раздумывая, согласился:
– Поведу, конечно!
– Мы тут плановали и надумали так, – оживленно заговорил Кудинов, встав с табурета, расхаживая по скрипучим половицам горницы. – Глубоко в тыл заходить не надо, а над Доном в двух-трех хуторах тряхнуть их так, чтобы им тошно стало, разжиться патронами и снарядами, захватить пленных и тем же следом – обратно. Все это надо проделать за ночь, чтобы к рассвету быть уж на броду. Верно? Так вот, ты подумай, а завтра бери любых казаков на выбор и бузуй. Мы так и порешили: окромя Мелехова, некому это проделать! А проделаешь – Донское войско тебе не забудет этого. Как только соединимся со своими, напишу рапорт самому наказному атаману. Все твои заслуги распишу, и повышение…
Кудинов взглянул на Григория и осекся на полуслове: спокойное до этого лицо Мелехова почернело и исказилось от гнева.
– Я тебе что?.. – Григорий проворно заложил руки за спину, поднялся. – Я за-ради чинов пойду?.. Наймаешь?.. Повышение сулишь?.. Да я…
– Да ты постой!
– …плюю на твои чины!
– Погоди! Ты не так меня…
– …Плюю!
– Ты не так понял, Мелехов!
– Все я понял! – Григорий разом вздохнул и снова сел на табурет. – Ищи другого, я не поведу казаков за Дон!
– Зря ты горячку порешь.
– Не поведу! Нету об этом больше речи.
– Так я тебя не силую и не прошу. Хочешь – веди, не хочешь – как хочешь. Положение у нас зараз дюже сурьезное, поэтому и решили им тревоги наделать, не дать приготовиться к переправе. А про повышение я же шутейно сказал! Как ты шуток не понимаешь? И про бабу шутейно тебе припомнил, а потом вижу – ты чегой-то лютуешь, дай, думаю, ишо его распалю! Ить я-то знаю, что ты недоделанный большевик и чины всякие не любишь. А ты подумал, что я это сурьезно? – изворачивался Кудинов и смеялся так натурально, что у Григория на миг даже ворохнулась мыслишка: «А может, он и на самом деле дурковал?» – Нет, это ты… х-х-хо-хо-хо!.. по-го-ря-чился, браток! Ей-богу, в шутку сказал! Подражнить захотел…
– Все одно за Дон идтить я отказываюсь, передумал.
Кудинов играл кончиком пояска, равнодушно, долго молчал, потом сказал:
– Ну что же, раздумал или испугался – это не важно. Важно, что план наш срываешь! Но мы, конешно, пошлем ишо кого-нибудь. На тебе свет клином пока не сошелся… А что положение у нас зараз дюже сурьезное – сам суди. Нынче из Шумилинской прислал нам Кондрат Медведев новый приказ. Направляют на нас войска… Да вот почитай сам, а то ты как раз не поверишь… – Кудинов достал из полевой сумки желтый листок бумаги с бурыми пятнами засохшей на полях крови, подал его. – Нашли у комиссара какой-то Интернациональной роты. Латыш был комиссар. Отстреливался, гад, до последнего патрона, а потом кинулся на целый взвод казаков с винтовкой наперевес… Из них тоже бывают, из идейных-то… Комиссара подвалил сам Кондрат. Он и нашел у него в грудном кармане этот приказ.
На желтом, забрызганном кровью листке мелким черным шрифтом было напечатано:
По Экспедиционным войскам
8 № 100
Богучар 25
Прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях и командах.
Конец подлому Донскому восстанию!
Пробил последний час!
Все необходимые приготовления сделаны. Сосредоточены достаточные силы, чтобы обрушить их на головы изменников и предателей. Пробил час расплаты с Каинами, которые свыше двух месяцев наносили удары в спину нашим действующим армиям Южного фронта. Вся рабоче-крестьянская Россия с отвращением и ненавистью глядит на те мигулинские, вешенские, еланские, шумилинские банды, которые, подняв обманный красный флаг, помогают черносотенным помещикам – Деникину и Колчаку.
Солдаты, командиры, комиссары карательных войск!
Подготовительная работа закончена. Все необходимые силы и средства сосредоточены. Ваши ряды построены.
Теперь по сигналу – вперед!
Гнезда бесчестных изменников и предателей должны быть разорены. Каины должны быть истреблены. Никакой пощады к станицам, которые будут оказывать сопротивление. Милость только тем, кто добровольно сдаст оружие и перейдет на нашу сторону. Против помощников Колчака и Деникина – свинец, сталь и огонь!
Советская Россия надеется на вас, товарищи солдаты.
В несколько дней мы должны очистить Дон от черного пятна измены. Пробил последний час.
Все, как один, – вперед!
LXV
Девятнадцатого мая Мишка Кошевой был послан Гумановским – начальником штаба экспедиционной бригады 9-й армии – со спешным пакетом в штаб 32-го полка, который, по имевшимся у Гумановского сведениям, находился в хуторе Горбатовском.
В этот же день к вечеру Кошевой прискакал в Горбатовский, но штаба 32-го полка там не оказалось. Хутор был забит многочисленными подводами обоза второго разряда 23-й дивизии. Они шли с Донца под прикрытием двух рот пехоты, направляясь на Усть-Медведицу.
Мишка проблуждал по хутору несколько часов, пытаясь из расспросов установить местопребывание штаба. В конце концов один из конных красноармейцев сообщил ему, что вчера штаб 32-го находился в хуторе Евлантьевском, около станицы Боковской.
Подкормив коня, Мишка ночью приехал в Евлантьевский, однако штаба не было и там. Уже за полночь, возвращаясь на Горбатовский, Кошевой повстречал в степи красноармейский разъезд.
– Кто едет? – издали окликнули Мишку.
– Свой.
– А ну шо ты за свий… – негромко, простуженным баском сказал, подъезжая, командир в белой кубанке и синей черкеске. – Якой части?
– Экспедиционной бригады Девятой армии.
– Бумажка есть из части?
Мишка предъявил документ. Рассматривая его при свете месяца, командир разъезда недоверчиво выспрашивал:
– А кто у вас командир бригады?
– Товарищ Лозовский.
– А дэ вона, зараз, бригада?
– За Доном. А вы какой части, товарищ? Не Тридцать второго полка?
– Ни. Мы Тридцять третьей Кубанськой дивизии. Так ты видкиля ж це йидешь?
– С Евлантьевского.
– А куда?
– На Горбатов.
– Ото ж! Та на Горбатовськом же зараз казакы.
– Не могет быть! – изумился Мишка.
– Я тоби кажу, шо там – казакы-восстаньци. Мы тике то видтиля.
– Как же мне на Бобровский проехать? – растерянно проговорил Мишка.
– А то вже як знаешь.
Командир разъезда тронул своего вислозадого вороного коня, отъехал, но потом полуобернулся на седле, посоветовал:
– Поняй з намы, а то колы б тоби «секим башка» не зробилы.
Мишка охотно пристал к разъезду. Вместе с красноармейцами он в эту же ночь приехал в хутор Кружилин, где находился 294-й Таганрогский полк, передал пакет командиру полка и, объяснив ему, почему не мог доставить пакет по назначению, испросил разрешения остаться в полку при конной разведке.