Тихое вторжение
Шрифт:
– Я говорю, не хотелось бы тревожить вас, но мне очень нужна ваша помощь. Надеюсь, одиннадцати часов вам хватило на восстановление сил, – говорил Михайлов, стоя у моей постели и деликатно похлопывая по плечу.
Вот как я разделся вчера? И почему – догола?
– Да. Сейчас оденусь…
– …я пытался зайти то с одного фланга, то с другого. Тщетно! Я пообещал ему высокие премиальные, но вызвал лишь гомерический смех. Я заговорил о высоком статусе, но он перебил меня вопросом: «Где высокий статус? Это у вас-то?» А потом объяснил, что самый лучший вариант, какой мы только сможем ему предложить в системе ЦАЯ, – вроде места тюремного библиотекаря.
Михайлов вытер пот со лба.
– Посоветуйте, Тим, с чем еще можно к нему подъехать? Быть может, вам знакомы еще какие-нибудь слабинки Клеща?
Мы сидели в столовой ЦАЯ. Я уплетал сырники со сметаной, четвертую порцию. Он пил кофе, третью чашку.
– Я сам позвоню ему. Есть у меня одна идея.
Тут меня посетила смс-ка: «Как видишь, врачи уже доверяют мне телефон. Если ты уже вернулся, то ты – чистая скверна, поскольку не звонишь. Если нет, то возвращайся быстрее, король сталкеров. У меня есть для тебя новость: я, знаешь ли, люблю тебя».
– Вы уверены, что сможете как-то повлиять на него?
– А? А-а… Не знаю. Но попробовать стоит.
Дмитрий Дмитриевич с сомнением покачал головой.
«Я уже вернулся. Поздравлять не с чем. Буду у тебя сегодня. У меня для тебя тоже есть новость…»
А потом стер всё это и просто позвонил ей.
Я вам звоню, чего же боле…
– Аха, ты все-таки решил вспомнить о своей несчастной, позабытой и позаброшенной жене! А тут, кстати, есть очень приятный доктор. Он моложе тебя на четыре года.
– Во-первых, я тоже люблю тебя. Нет, я гораздо больше люблю тебя, чем ты меня. В тысячу раз больше. Во-вторых, доктора я убью сегодня же. Приеду вечером и выброшу гада из окна.
– У меня палата на втором этаже. Очень слабый эффект.
– Вытащу его на крышу, и…
– Ты забыл, что в моем корпусе всего три этажа? В лучшем случае он сломает себе ноги.
– Тогда придется показать ему, как выглядит настоящий упырь-шатун. Мерзавец, конечно, умрет от страха, но вместе с ним придется хоронить и всех очевидцев.
Пауза.
– Стрекоза, мне трудно дышать. Тебя нет рядом, и мне нечем дышать. Запасы тебя в легких почти на нуле.
– Приезжай ко мне. Надышись мной. И я… наберу тебя полные цистерны…
Мы разговаривали сорок минут. Потом деньги на счете приказали долго жить. Я пополнил. Еще десять минут. Явился Михайлов, ничего не сказал, но уж больно вопрошающий вид у него был. Легко считывалось: «Ну как там Клещ?»
Еще пять минут.
И еще три минуты мы прощались. Расцеплялись. Если кто не понял, что это значит, ребята, я вам так скажу: выйдите за дверь, найдите женщину, полюбите ее как сумасшедшие. Тогда станет понятно.
Да нет, идиоты, не все – одну, а каждый – свою…
– Ждал, когда же ты позвонишь, наконец, салажонок.
Клещ… он удивительный. Рядом с ним ты всегда чувствуешь себя новобранцем, отчитывающимся перед «дедом». Не потому, что он, как
– Ведь ты же встретишься со мной, Клещ?
– На кой оно мне?
– Просто поговорить.
– Дак мы с тобой говорим.
– У меня есть, чем тебя завлечь. И потом… какого ляда, не согласишься, так просто пивка выпьем и покалякаем.
– Пивко… хороший аргумент. Мне нравится, салажонок.
И он назвал кафе, где будет ждать меня через три часа.
Глава 15
Дитя темных сталкеров
Клещ вышел из Зоны и завязал, когда у меня состоялась первая ходка. Он мог меня угробить. И я, кстати, тоже мог его угробить. Но карты легли иначе. Сначала он меня спас, а потом я его с того света вытащил.
Ему тогда позволили выйти с целой обоймой драгоценных артефактов. С тех пор он ведет жизнь состоятельного бездельника…
Я пришел заранее, взял себе литр нефильтрованного, а ему, как он любит, половинку черного.
Клещ явился минута в минуту.
Невысокий он мужик, на полголовы меня ниже, но очень раскачанный. Ноги короткие, руки длинные, голова и все конечности прилажены к торсу, который – чистый квадрат. Притом крепкий такой, непробиваемый квадрат. Нос у Клеща выдающийся, можно сказать, живой таран с мелкими синенькими алкогольными прожилочками. На лбу – несколько продольных морщин. Кожа странного оттенка, сероватая, землистая, к тому же испещренная муравьишками мелких родимых пятен. В конце концов, Клещ – не на сто процентов человек. Темные сталкеры славились тем, что приобретали особые способности, накачивая себя вытяжками из артефактов. Они чувствовали Зону каким-то иррациональным, немыслимо точным чутьем, они знали, кто из их клана и где находится, они могли едва ли не за сутки предсказать выброс. И они считались сверхъестественно сильными бойцами. В какой-то степени темные стакеры являлись порождениями Зоны.
Но чего бы ты ни получил не совсем человеческого, а за всё надо расплачиваться кусочком человеческого.
Во-первых, Зона иногда могла им приказывать. И ни один специалист не расскажет вам, парни, каким органом они ловили ее приказы и до какой степени могли ослушаться их. Даже мы с Михайловым не скажем. Во-вторых, потомства Зона их лишила бесповоротно. То, что темный сталкер способен влить в женщину, к зачатию никогда не приведет. В-третьих, они не могли безнаказанно выйти из Зоны. Одни через несколько дней, а другие через несколько часов, но все они неизбежно превращались в разлагающееся мясо. Клещ – единственное исключение. Я уж не стану тут распространяться, почему так вышло, но он может жить вне Зоны. По его словам, первые три месяца вне Зоны он болел постоянно. Потом адаптировался. Но здесь, на большой земле, он – полчеловека, а там, за Периметром, – цельный человек. Вернее, цельный почти-человек.
Выглядел Клещ на предпенсионера. Не шестьдесят, но уже далеко за пятьдесят. Седой, редковолосый, будто череп у него пророс пучками лесок. Шея одрябла. Между тем, я точно знаю, что он родился в 1986-м и сейчас ему сорок. Всего на десять лет старше меня.
Вне Зоны он… как бы правильнее сказать, ребята? Так, чтобы вежливо и точно в одно и то же время? Вне Зоны Клещ быстрее изнашивается.
Когда-то он являлся не просто рядовым темным сталкером, а главой клана. Потом воевал с собственным кланом и при мне в одиночку перебил последних темных. Ему тогда нравилась идея, согласно которой предателей не надо оставлять среди живых…