Тихоня
Шрифт:
— Я ни на что не соглашалась! — рычит она, и я впиваюсь зубами в то место, которое облизывал минуту назад. Из ее нежного горла вырывается еще один визг.
— Осторожно, дорогуша. Я еще хочу услышать твои крики позже, так что пока не срывай голос.
Чувствую губами, как она тяжело сглатывает. Меня одолевает желание укусить сильнее, но я не поддаюсь, пока нет. Я хочу от нее гораздо большего.
Несу ее к большому бревну и усаживаю на него.
— Расслабься на секунду. Позволь мне позаботиться о тебе и убедиться, что ты не слишком себя извела.
Она
— Почему?
— Несмотря на то, что ты до сих пор обо мне думаешь, я хочу твоего удовольствия так же сильно, как и боли. Планирую добиться этого любым доступным способом… хочешь ты того или нет. Если захочешь, облегчишь задачу, но я всегда готов к борьбе, в которой возьму это.
У нее перехватывает дыхание, и она обхватывает себя руками, как будто это спасет ее. Я раздвигаю ее колени, а она пытается снова свести их вместе, за что получает еще один шлепок по бедру.
— Нет, цветочек. Если я раздвигаю тебя, ты так и остаешься, или пожалеешь, когда я поставлю тебя в гораздо худшее положение.
На ее кристально-зеленых глазах наворачиваются слезы и начинают стекать по грязным щекам. Медленно, так медленно, что я почти теряю терпение, она разводит для меня ноги.
Наклонив голову, провожу руками по гладкой коже и прижимаю большие пальцы вдоль линии мышц у краю трусиков.
— Очень хорошо, цветочек. Ты быстро учишься. Мне это нравится.
— Я ненавижу тебя. — Ее слова вырываются с вибрацией.
Ммм.
— Скажи мне больше. Хочу услышать, как ты кричишь, как сильно ты ненавидишь меня, когда я внутри тебя.
Ее глаза за стеклами очков комично расширяются.
— Ты… ты…
— Я что?
— Ты планируешь…
— Трахать тебя до тех пор, пока ты не закричишь на разных уровнях? Да, именно это я и планирую. — Я смотрю на ее исцарапанные и окровавленные колени. — Но сначала мне нужно привести тебя в порядок. Не хочу подвергать тебя риску подхватить инфекцию и умереть. Ты не сможешь быть добровольным… или, лучше сказать, невольным участником, если умрешь.
Глава 8
БЕЛ
Черт возьми, во что я вляпалась?
Мало того, что привлекла внимание законченного психопата, так еще и подписалась на одну из его дурацких игр. Выражение его глаз говорит о том, что он абсолютно серьезен и не собирается уходить или отпускать меня…
Он упомянул, что будет трахаться, как и все эти люди, в грязи, на холодной лесной поляне. Что-то мне подсказывает, что он тоже не станет облегчать мне задачу, и у меня нет возможности сказать нет.
С трудом сглатываю, когда его большой палец касается царапин на моем колене. Прикосновение нежное, полная противоположность мрачному выражению его глаз. Они находятся на уровне моей киски, и я не знаю, что чувствую по этому поводу. Здесь темно, поэтому не могу сказать, смотрит ли он на меня на самом деле. Зачем раздвигать мои ноги, если он не собирается смотреть?
—
Ненавижу дрожь в своем голосе, но он, кажется, наслаждается этим. Всякий раз, когда я издаю хоть малейший звук, он закрывает глаза, словно упиваясь им.
Он так долго не отвечает, что я начинаю думать, что вообще не ответит.
— Буду честен. Я не знаю. Просто в тебе есть что-то… необычное. Я буду разбираться в этом.
— Пока…?
— Пока не закончу.
Я сглатываю.
— Закончишь, просто используешь меня и выбросишь, закончишь?
Он фыркает и поднимает глаза, чтобы встретиться с моими в темноте.
— Пока все, что очаровывает меня в тебе, не отпустит. Будет проще, если до тех пор ты просто сдашься.
— Но… почему? Ты меня даже не знаешь. В кампусе полно других девушек, которые готовы пройти от одного конца площади до другого, отсасывая тебе на публике… А ты хочешь меня… дев… — я останавливаю себя, пока не рассказала слишком много.
К счастью, он, кажется, не замечает, что я осекаюсь. Будет ли для него важно, если скажу, что я девственница? Скорее всего, нет. Он воспринял бы это как поощрительный приз. Оставаясь на коленях у моих ног, он снова раскладывает аптечку. Достает еще одну салфетку с антисептиком, и я вздрагиваю, когда он протирает порезы, а затем наносит немного антибактериальной мази. Доброта, которую он проявляет, в данный момент слишком велика для моего хрупкого разума, а если добавить ко всему этому тишину, то становится вовсе невыносимо. Прямо сейчас я предпочла бы его грязные слова молчанию.
— Ты права. На свете есть много девушек, но ни одна не привлекает меня так, как ты. Никто из них не притягивает меня и не вызывает желания обладать ими, не отпускать их.
— Да что с тобой не так? Ты говоришь обо мне как о долбанном баскетбольном мяче или чертовом пальто. Я человек, а не вещь.
Он заклеивает порезы, и становится лучше, когда в них не остается грязи, даже если они саднят после обработки. Лицо болит от ударов о землю, а все руки в ссадинах от постоянных падений, но это лучше, чем лежать и терпеть. Когда все закончится, у меня, по крайней мере, сохранится хоть какое-то достоинство.
— Уверяю, ты не захочешь знать, что со мной не так. Нам не хватит ни времени, ни бумаги для этого разговора, и, чтобы ты знала, я предпочитаю футбол баскетболу. И для ясности: ты моя и принадлежишь мне, Мэйбел.
Он встает во весь рост и хватает меня за шею, притягивая мое лицо к своему. Я не могу отвести взгляд, даже если знаю, что должна.
— Ты принадлежишь мне. Каждый всхлип и стон. Каждый оргазм. Каждая твоя мысль — моя. Твоя сладкая маленькая душа и киска. Мои. — Его голос низкий и хриплый, а запах мяты заполняет мои ноздри. Накатывает волна головокружения, и колени грозят подогнуться под собственным весом. Черт возьми. Он серьезен, но абсолютно спятил, если думает, что я соглашусь на это.