Тихоокеанские румбы
Шрифт:
Ваша работа и Ваш успех вписывают славную страницу в историю советского полярного мореплавания»…
Один из откликов на радостную весть:
«Привет героям Арктики — людям сказочной энергии. В борьбе против суровой природы вы, товарищи, совершили один из тех подвигов, которые говорят всему миру трудящихся о несокрушимой силище рабочего класса Союза Советов.
Крепко обнимаю вас, героев, — Максим Горький».
А пока «Малыгин» стоял у пристани Баренцбурга: моряки латали пробоины, готовили механизмы к переходу в Мурманск. Буксировка от места аварии к пристани была крайне напряженной. Каждый час выведенный на глубину «Малыгин» тяжелел на 500 тонн. Прекратись откачка воды — и ледокол мог уже безвозвратно уйти на грунт Айс-фиорда. Вот почему «Руслан», передав буксир
Наконец в 17 часов 10 минут 27 апреля 1933 года капитан «Малыгина» Онисим Зиновьевич Филатов ошвартовал свой корабль у мурманского причала. Рабочие Мурманска устроили победителям торжественную встречу. Еще на подходе к Кольскому заливу, едва завидев прославленный ледокол, рыболовные траулеры и морские буксиры давали сирены — три долгих гудка, один короткий: «Привет, привет, привет…».
Но отчего такие печальные лица у Крылова и его друзей? Устали? Переутомились? Сейчас я всматриваюсь в давнюю фотографию и знаю причину. Вот стоит он — Фотий Иванович — брови в изломе, глаза в бездонной грусти. Нет и тени улыбки на лице Владимира Стольникова — гидротехника, Тимофея Бобрицкого — специалиста по спасательным работам, Михаила Борисова — начальника группы водолазов. А вокруг — приветствия, флаги, смех…
Страна еще не знала…
Десятого мая 1933 года газеты опубликовали сообщение ТАСС: «О гибели спасательного судна „Руслан“…»
Дрогнули сердца. Что такое?
Эту толстенную папку, извлеченную из фондов Государственного архива Архангельской области, я взял в руки как талисман. На титульном листе выведено: «Судовые роли за 1933 год». Так называют документы, оставляемые в порту каждым отходящим судном. В них — фамилии, имена и отчества, должности и годы рождения всех членов экипажа. А на том документе, который я отыскал в папке, еще была резолюция, написанная крупным торопливым почерком: «Капитану порта тов. Бондареву. На основании распоряжения Наркомвода тов. Яснова отправить с „Лениным“ в 16 часов 9 января на спасение „Малыгина“. Калитаев».
На обратной стороне листка список. Впитываю в память каждую строчку:
«Клюев Василий Алексеевич, капитан, 1901; Точилов Герасим Васильевич, старший штурман, 1897; Нагибин Владимир Петрович, второй штурман, 1904; Меньшиков Павел Семенович, старший механик, 1909; Урпин Александр Степанович, второй механик, 1889; Бодонский Николай Николаевич, третий механик, 1910; Бахтин Григорий Иванович, электрик, 1912; Антуфьев Дмитрий Николаевич, боцман, 1907; Нетленный Иван Павлович, матрос первого класса, 1912; Остапущенко Герман Николаевич, матрос первого класса, 1912; Бутаков Александр Максимович, матрос первого класса, 1911; Попов Михаил Петрович, матрос первого класса, 1907; Антуфьев Никандр Григорьевич, матрос первого класса, 1908; Ларионов Александр Михайлович, матрос второго класса, 1913; Воронцов Сергей Иванович, старший машинист, 1912; Спиридонов Николай Сергеевич, машинист второго класса, 1913; Иванов Андрей Никитич, кочегар, 1906; Пустынников Георгий Иванович, кочегар, 1904; Сальников Георгий, кочегар, 1911; Шебунина Александра Григорьевна, повар, 1912; Климова Кира Дмитриевна, каютприслуга, 1913; Волынкин Валентин Степанович, радист, 1904».
Теперь я уверен: именно эти люди покинули Мурманский порт на пароходе, которому не суждено было вернуться. Судовая роль — точный документ, заверяемый отходящим кораблем. И здесь тоже стояла круглая печать с четкими буквами посередине: «Спасательный пароход „Руслан“».
Но сразу бросалось в глаза разночтение с другим списком, обнаруженным мною раньше в Центральном государственном архиве народного хозяйства СССР и в свое время представленным Советскому правительству Народным Комиссариатом водного транспорта. В том списке почему-то исчезли имена второго механика Александра Степановича Урпина и матроса Германа Николаевича Остапущенко. Зато прибавилась новая фамилия — Бекусов, сигнальщик ЭПРОНа. Какими судьбами его забросило на «Руслан»?
И еще загадка. Перечисляя в одном документе дипломированных специалистов, погибших на «Руслане», капитан Архангельского порта И. И. Отрешков назвал и первого штурмана Зосиму Федоровича Фофанова. А потом это имя я встретил в списке капитанов рыболовных траулеров, промышлявших в Баренцевом море в 1934 году. Что за наваждение?
Тысячи «почему» и ни одного ответа. Как все произошло? При каких обстоятельствах погиб «Руслан»? Неужели никто не спасся?
По плану предполагалось так. «Руслан», которому запрещен самостоятельный выход в открытое море, ждет у кромки, чистой воды ледокол «Красин», что пришел сюда на смену «Ленину». Затем весь караван — «Малыгин» и «Красин» с «Русланом» на буксире — начинают переход в Мурманск.
А вышло иначе.
«Красин» задержался — по просьбе норвежцев очищал ото льда фарватер порта Адвент-бей, чтобы те могли раньше начать навигацию. В это время установилась на редкость спокойная для здешних мест погода, и «Малыгин», решив воспользоваться счастливым случаем, начал движение сам — все ближе к дому, товарищи нагонят. Радист «Малыгина» Михаил Клементьев передал в эфир: «Всем, всем, всем — идем в море». А следом, курсом «Малыгина», вышел в открытое море и «Руслан».
Почему? Те, кому приходилось бывать среди моряков, кому посчастливилось приобщиться к святому морскому братству, ответят сразу — он пошел за больным товарищем. Просто не могли Василий Клюев и его друзья поступить иначе. Не могли.
Вскоре после выхода из Айс-фьорда прекратилась связь между судами: шквальным наскоком ветра у «Малыгина» сорвало антенну. Представляю, как извелся неизвестностью Клюев. Что случилось с «Малыгиным?» Может быть, ледокол находится уже так далеко, что радиостанция «Руслана» «не дотягивается» до него? Но ведь еще минуту назад морзянку было слышно хорошо, Миша Клементьев передал своему другу — радисту «Руслана» Валентину Волынкину сообщение об ухудшении погоды в их районе. А если у «Малыгина» опять открылись раны? Ведь несколькими днями раньше, 12 апреля, они уже пытались уйти в Мурманск. Но шторм и лед вернули их назад — в машинном и котельном отделениях появилась течь, кочегары шуровали по пояс в воде. «Малыгин», по сути, начал тонуть — потушили, опасаясь взрыва, топки: помпы не поспевали. И тогда «Русланчик» и великан-ледокол поменялись местами, и они ушли обратно, в Баренцбург.
Это было второе спасение «Малыгина».
Что же случилось сейчас?
«„Руслан“, „Руслан“… Не имел с тобой связи… У нас на „Малыгине“ штормом порвало антенну, чинил штурман Грозников… Теперь связь восстановили. Что у вас есть передать для Крылова? Говорю я, Миша Клементьев. Спрашивай, Валька, у своего капитана, что есть для Крылова… Перехожу на прием». Ожил эфир!
Василий Клюев продиктовал в ответ:
«Какой ваш истинный курс? Встречаются ли льды? Клюев». И через минуту: «Как дела? Для меня погода не благоприятствует… Опасаюсь обмерзания. Клюев».
И все же он шел. Наперекор шторму и льдам, бросая вызов всей Арктике, крошечный «Руслан» пробивался на помощь «Малыгину».
Следующая радиограмма с «Руслана».
«Из-за сильной волны обмерзаю. Теряю плавучесть. Одно время были уже близки к ладану. Скалываем лед… Держимся. Клюев».
Валентин Волынкин, отстукивая ключом, пояснил другу:
«Миша, сам знаешь наше дело в таких случаях. Сидишь в рубке сторожем эфира, а вот из слов штурмана нам в таком состоянии недолго протянуть. Лежим в дрейфе носом на волну, а корка льда все больше нарастает… Нас покрывает ледяным одеялом… Медленно, постепенно тянет судно вниз… Выбросили десять тони угля и выпустили всю воду из балластов… Штурмам Точилов со своими пиратами скалывает лед, стоя по пояс в воде. Кажется, Миша, я с тобой работаю последний раз. Счастливо тебе, не нашего пути».