Тим Талер, или Проданный смех
Шрифт:
— Наверняка! — ответил Тим так решительно, что Джонни отбросил все свои сомнения.
— Тогда держи со мной пари, что ты ещё сегодня вечером станешь богаче, чем самый богатый человек на земле.
— Значит, богаче, чем барон Треч? — тихо спросил Тим. У него перехватило дыхание.
— Вот именно.
Тим протянул ему руку куда быстрее, чем ожидал Джонни. Это было пари, которое невозможно выиграть. Значит, Тим его обязательно проиграет. Он громко сказал:
— Спорю на бутылку рома, что ещё сегодня вечером я стану богаче, чем барон Треч!
— Ты,
В это мгновение в рубку вошёл капитан.
— А юнге что здесь понадобилось? — угрюмо спросил он Джонни.
— Я позвал его, чтобы он принёс мне чашку кофе, — ответил Джонни.
— Тогда пусть поторапливается.
Тим со всех ног бросился в камбуз. В эту минуту ему хотелось запеть. Но тот, кто не умеет смеяться, не может и петь.
Когда он вернулся в штурвальную рубку, неся на подносе чашку — по дороге кофе только два раза чуть-чуть расплескался, — то увидел, что капитан всё ещё стоит на том же месте.
Джонни, широко улыбнувшись, подмигнул ему за спиной капитана, и Тим ответил ему тем же, но с совершенно серьёзным лицом. Потом он выскочил из рубки и сбежал на палубу. Ему так хотелось сейчас расхохотаться! Но рот его только скривился в жалкое подобие улыбки.
Низенькая пожилая голландка, которая шла в это время по палубе навстречу Тиму, испугалась, увидев его искажённое гримасой лицо. Позже она сказала своей соседке по каюте:
— С этим мальчиком дело нечисто. Тут какая-то чертовщина. Надо запирать на ночь покрепче дверь каюты.
Тим, чтобы никому не показать своего волнения, спрятался на корме за кабестаном с намотанной якорной цепью и решил сидеть здесь, на свёрнутых канатах, сваленных в кучу, пока пароход не причалит к Генуе. Он слыхал, что в Генуе есть знаменитый кукольный театр. Вот куда он пойдёт и будет смеяться там вместе со всеми. Но ещё приятнее было представить себе, как он гуляет по улице и вдруг улыбнётся кому-нибудь совсем незнакомому — маленькой девочке или, может быть, какой-нибудь старушке. И Тим погрузился в мечты о солнечном мире, полном света и дружелюбия. Солнце сияло вовсю на голубом небе, светило ему прямо в лицо, и мечты от этого были ещё больше похожи на правду.
С судовой радиостанции скучным голосом передавали какое-то сообщение, но Тим не обращал на это никакого внимания. Он мечтал.
Через некоторое время сообщение начали повторять снова. Услыхав своё имя, Тим очнулся и стал прислушиваться. До него долетел конец фразы:
«…Талеру к капитану в штурвальную рубку».
Словно мыльные пузыри, лопнули радужные мечты. Тиму показалось, что солнце палит нестерпимо. Угрюмый капитан ещё ни разу за всё это время не обратил на него внимания. Раз он вызывает его к себе, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.
Тим выбрался из-за кабестана с якорной цепью, прошёл по юту, взобрался, уже в третий раз за это утро, по железной лестнице на верхнюю палубу. Руки его, хотя
Когда он вошёл в рубку, капитан посмотрел на него как-то странно: в его взгляде не было и следа обычного равнодушия. Рулевой вглядывался в даль и даже не повернул головы в сторону Тима.
— Тебя зовут… — Капитан запнулся, откашлялся и начал снова: — Вас зовут Тим Талер?
— Да, господин капитан.
— Вы родились…
Капитан прочёл по бумажке, которую держал в руке, год и место рождения Тима, а также важнейшие даты его биографии.
И Тим после каждой даты отвечал:
— Да, господин капитан!
От напряжённого ожидания на глазах его выступили слёзы.
Когда допрос кончился и капитан опустил наконец руку с листком, наступила поразительная тишина. На полу рубки дрожал солнечный зайчик, а Тим упорно глядел на широкий затылок рулевого — тот всё ещё, не оборачиваясь, смотрел вперёд.
— Значит, я могу поздравить вас первым, — нарушил тишину капитан.
— С чем, господин капитан? — срывающимся голосом спросил Тим.
— А вот с чем… — Капитан кивком головы показал на бумажку, которую держал в руке. И тут же спросил: — Вы что, приходитесь родственником барону Тречу?
— Нет, господин капитан.
— Но вы знаете его лично?
— Да, знаю…
— В таком случае я зачитаю вам радиограмму:
«Барон Треч скончался тчк Сообщите Тиму Талеру назначении единственным наследником тчк Брат-близнец покойного новый барон Треч принимает опекунство до совершеннолетия тчк Генуя пароходство Треча „Феникс“ тчк Главный директор Грандицци».
Тим стоял с окаменевшим лицом, всё ещё не сводя глаз с затылка рулевого. Он выиграл самое невероятное пари на свете. Всего лишь за бутылку рома. Он, четырнадцатилетний мальчик, стал в это мгновение самым богатым человеком на земле. Но его смех умер вместе с бароном и теперь вместе с ним будет похоронен. Он, самый богатый человек на земле, беднее всех людей. Он навсегда потерял свой смех.
Затылок рулевого дрогнул. Джонни медленно повернул голову. Чужие, удивлённые глаза смотрели на Тима. Но Тим видел их всего лишь одно страшное мгновение. Джонни едва успел подхватить на руки упавшего без сознания Тима.
Лист пятнадцатый
СУМАТОХА В ГЕНУЕ
Широкое небритое лицо склонилось над Тимом:
— Ты меня слышишь?
— Да, рулевой, — прошептал Тим.
Заботливая рука приподняла его голову, и в рот его капля за каплей потекла вода.
Он снова услышал над ухом голос рулевого:
— Как же так вышло, что я видел в Генуе летающий трамвай? И почему барон так срочно умер? Почему ты радуешься проигранным пари и падаешь без чувств, когда выигрываешь?
В сознании Тима, которое понемногу стало проясняться, всё снова и снова звучали эти «почему», напоминая ему его собственные «почему», так и оставшиеся без ответа. Его охватило смятение, и он чуть снова не лишился чувств.