Тиора
Шрифт:
На Новый Год Марк с парнями зашли в кабинет начальника кардиологического отделения, где он работал. И все ребята решили сфотографироваться на память за компьютером в кабинете. Вроде бы ничего особенного, но в армии это многое значило. Все, что оставляется на память, значит многое. И вот позднее одним февральским днем Марк отлучился в библиотеку.
Одному же из врачей другого отделения понадобилось что-то распечатать, и он при начальнике отделения полез в компьютер, нечаянно обнаружив эти фото. И, конечно, показал их ей. В фотографиях не было ничего примечательного, но тот факт, что парни заходили вместе с Марком в кабинет, ее очень разозлил.
Его вызвали. Был сильный скандал. Надо сказать, что начальница Марка отличалась суровым характером: он видел, как она как — то отчитывала своего сына за невыполненные уроки — зрелище достаточное жесткое. В тот день у Марка был сильный стресс. Парень был сильно напуган, сердце было не на месте. Рыдал, как ребенок, униженный и растоптанный. Он подумать не мог на тот момент (опять же по своей ребяческой глупости и наивности), что такие невинные на его взгляд вещи могли вызвать такой скандал.
Сразу же ко всему подключилась старшая медсестра, которая при любом удобном случае норовила уже тогда ковырнуть его, и, конечно же, в любой ситуации соглашалась со своим начальством. Марк стал врагом номер один всего отделения. В тот момент он понял: «Всё». Парень знал, что в ближайшие дни его отправят в воинскую часть, и с ужасом думал об этом. Даже не просто с ужасом — юноша был как будто на грани своего рассудка. И в то же время Марк понял, чего все это стоило, и чего стоят люди: что тебя в любой момент могут выкинуть, как паршивую собаку, за ненадобностью, вспомнив тебе все грехи мыслимые и немыслимые. Что на тебя, в принципе, всем было с самого начала наплевать, что прикрываясь благими намерениями, тобой просто пользовались, а теперь выбросили. Позже все это уже вспоминалось спокойно, отмечая некоторую долю своей наивности. Но тогда это было неким откровением и развенчанием образа.
Через пару дней Марка разбудили очень рано, как это всегда бывало с парнями, которых в тот же день отправляли в воинскую часть на выписку из госпиталя. К тому времени юноша уже смирился со своей скорбной участью, и даже смог немного успокоиться и принять этот факт как данность. Он спокойно собрался, вышел в холл, где ему пришлось немного подождать. В итоге подъехала машина и увезла Марка в воинскую часть для отбытия оставшегося срока службы в армии. Юноша сидел и думал о своей участи, это был переломный момент в его тогдашнем настоящем. Как всегда парень держал пульс и потихоньку прислушивался к сердцу, в мыслях же его царили хаос и смятение. Он думал о том, как может случай, пусть даже самый небольшой и, казалось бы, невинный, так кардинально изменить судьбу человека, и в силах этого человека в такой момент лишь смириться и принять удар, если он хочет в итоге выплыть на поверхность угнетающих его проблем.
После некоторых бумажных формальностей Марка посадили в медицинскую машину, и отправились в воинскую часть, которая находилась в нескольких десятках километрах в лесу от небольшого военного городка. Юношу определили в канцелярию роты, где он продолжил заниматься бумажной работой, так как, по мнению офицеров, на большее он все равно не годился с его проблемами. В итоге эти последние пять месяцев службы Марк провел уже там, постепенно снова привыкая к внутреннему укладу жизни воинской части.
Через три месяца парень осознал, что в роте ему стало намного спокойнее и комфортнее, нежели в госпитале, хотя по всем канонам логики должно было быть с точностью до наоборот. Парень увидел, что офицеры роты относились к нему намного снисходительнее и даже порой по-дружески, что в итоге оказало свое положительное действие на его состояние. Конечно, бывали иногда разные отрицательные моменты, все-таки это была армия, но Марк быстро переживал их и приходил в норму от стрессов, даже не успевая выйти из равновесия своего состояния, которое только недавно с большим трудом обрел.
Была одна ситуация, которую Марк впоследствии вспоминал для себя не без гордости. Многие в роте сильно недолюбливали юношу, и первыми в этом списке были три сержанта, командиры отделений, с которыми отношения его складывались из ряда вон плохо. В какой-то момент один из них дал команду дневальному.
— Рота в расположении становись! — прокричал тот, и гул от кирзовых сапог заполнил пространство казармы.
Построение, как потом узнали, было из-за очередной проволочки пары человек, а правила в армии практически любой страны мира всегда таковы, что если провинится даже один человек, отвечать за это будет все отделение, группа, рота — неважно. Это решение уже предоставляется командованию.
Рота построилась в две шеренги, вместе с ними и Марк, выскочивший из канцелярии, на ходу затягивавший на поясе ремень и надевавший головной убор. Солдаты выровнялись в строю и стали ждать, что последует далее. Все три сержанта смотрели на роту как обычно взглядом людей, которые в данный момент наблюдают перед собой навозную кучу, внезапно образовавшуюся посреди их чистой прекрасной поляны. Объявив причину построения, перемежая ее большим количеством слов, которые обычно применяются в случае, если в эту самую навозную кучу человек наступил своим чистым ботинком, сержант взял в руки кантик.
Кантик — это длинная прямоугольная доска небольшой толщины с перпендикулярно приделанной к ней совсем уж маленькой дощечкой в качестве ручки, за которую надо держать этот самый кантик. Служит он для отбивки матрасов кроватей, с накинутыми на них одеялами, чтобы в итоге все матрасы были одинаково ровными, а одеяла на них туго натянутыми.
Взяв в руки кантик, сержант дал приказ солдатам:
— Начиная от начала первой шеренги, быстро подбегаем по одному ко мне и становимся вот на этом месте! Понятно?
— Так точно, товарищ сержант! — раздался громкий хор роты.
Когда первый же солдат подбежал и стал перед ним, как вкопанный, сержант со всего маха ударил его кантиком по заднице. Боец тут же с криком заплясал, возвращаясь в строй. Так раз за разом, к командиру отделения подбегали все солдаты по одному. Каждый получал свою порцию наказания, затем, вскрикивая и пританцовывая, возвращался на свое место.
Марк наблюдал за всем этим с тревогой, держа палец на пульсе и видя, что очередь скоро дойдет до него. И вдруг он осознал внутри себя, что эта физическая боль, которую причинял парням сержант, ничто по сравнению с его внутренней моральной болью, которую он испытывает из — за своей странной болезни. Существует разная физическая боль, если конечно вспомнить о чудовищных пытках инквизиции по отношению к еретикам в глубоком Средневековье. Сейчас же физическая боль от удара кантиком не шла ни в какое сравнение с тем, что испытывал Марк морально, находясь в плену своей проблемы. Резко осознав это, юноша почувствовал большое облегчение, и когда настала его очередь, не раздумывая, подбежал к командиру отделения и врос рядом ним.