Тиран

Манфреди Валерио Массимо

— Никогда нельзя быть уверенным в победе, пока враг не уничтожен, — сухо возразил Никандр. — И все же благодарю вас от имени города за вашу готовность сражаться вместе с нами.

— Дексипп останется у вас, — объявил Дафней, — имеете со своими наемниками — до возобновления военных действий.

«Дексипп — идиот, — подумал Дионисий, — а может, и продажная шкура».

Но вслух ничего не сказал. Он стоял вдалеке от выступавших, опираясь спиной о стену, сложив руки на груди, и на лице его не читалось никаких эмоций, словно оно было из мрамора. Он думал о Теллии и его жене, нежно им любимых, о страданиях, вероятно, выпавших на их долю перед смертью, о разоренном, оскверненном Акраганте, о девушке, которой он отдал свой плащ. Быть может, к этому моменту она уже без сил рухнула прямо в грязь, оставив двоих малышей плакать под потоками дождя. Ему тоже хотелось плакать, кричать, проклинать.

Покончив с делами, он пошел прочь по темной улице, ведущей в Западный порт, задумчивый, погруженный в свои мысли, уверенный в душе, что Гела падет точно так же, как пали Селинунт, Гимера и Акрагант, — вследствие бездарности командования, трусости Дафнея, глупости Дексиппа. Городские власти выделили ему жилище, но он предпочел на собственные средства снять скромный домик у городской стены, так как не хотел находиться вместе с другими полководцами, не вызывавшими у него ни малейшего уважения.

Войдя в дом, он поднялся на верхнюю террасу, чтобы взглянуть на город и на море. Ему было ясно, что сейчас нужно наблюдать, изучать, исследовать, запоминать каждую подробность местности, все подступы и пути к отступлению, слабые места стены, наикратчайшие маршруты для доставки припасов, игру морских течений, ветры, тропинки, пересекающие окрестности и проходящие вдоль берега. А потом надо будет принять решение, стиснуть зубы и двигаться вперед, любой ценой, никого не слушая, чтобы сломить, разгромить, уничтожить врага. Только так можно командовать армией и привести ее к победе. Что знают об этом болтуны и дурни, только и способные, что кормить людей высокопарными обещаниями, заведомо невыполнимыми?

На несколько мгновений солнце выглянуло из-за густой пелены туч и послало на землю последние красно-фиолетовые лучи, прежде чем исчезнуть за горизонтом. Море вдруг превратилось в жидкий свинец, набухло от мощного дуновения юго-западного ветра, и обрамленные серой пеной валы с грохотом покатились к самому подножию возвышенности, на которой стояла Гела. В домах стали зажигаться огни, над крышами поднялся дым очагов, и луна бледным призраком проглянула сквозь мутные клочья облаков. Он вздохнул.

Внезапный шум пробудил его от раздумий. В дверь внизу настойчиво стучали. Дионисий спустился на первый этаж и спросил:

— Кто там?

— Это я, открывай, — ответил ему голос Филиста.

— Входи скорее, — сказал Дионисий, отпирая. — Ты промок, давай мне свой плащ.

Филист вошел, синий от холода, стуча зубами.

— Погоди, я разведу огонь.

Дионисий зажег лучину от лампы и поднес ее к куч-кг веточек, лежавшей на камнях очага, расположенного посреди этой практически пустой комнаты. Вскоре сосновые ветки затрещали, загорелись, выделяя приятное тепло.

— Еды у меня немного, — проговорил Дионисий. — Кусок хлеба и немного сыра, если это тебя устроит. Из питья — только вода.

— Я пришел сюда не для того, чтобы есть и пить, — заметил Филист. — Я принес тебе привет от твоего брата Лептина, приемного отца Гелорида и руководителей братства. Известие о падении Акраганта уже достигло Сиракуз, город взбудоражен. Что решили здесь, в Геле?

— Сражаться, — ответил Дионисий, выкладывая хлеб и сыр на камни очага, чтобы подогреть их, и подбрасывая еще дров.

Филист пожал плечами.

— Как в Акраганте, как в Гимере, как в Селинунте. — Да.

— Мы больше не можем сидеть сложа руки и наблюдать очередную катастрофу.

— Есть лишь один способ избежать ее, — сказал Дионисий, пристально глядя другу в глаза в отблесках пламени.

— Я тоже так считаю. Ты готов?

— Готов, — произнес Дионисий.

— Мы тоже.

— Тогда действуй. Я присоединюсь к вам в Сиракузах.

— Когда?

— Когда вернется армия.

— Слишком поздно. Все уже готово к ближайшему заседанию Народного собрания. Ровно через неделю.

— Я не могу уехать вот так. Дафней ждет не дождется предлога обвинить меня в дезертирстве и отдать с руками, связанными за спиной, отряду лучников.

— Об этом я уже позаботился. Завтра на рассвете он получит приказ совета, требующий твоего немедленного возвращения по соображениям государственной важности. Поддельный, разумеется. Ты попытайся возражать, словно тебе это не по душе. Но слишком, конечно, не усердствуй.

— Понял.

— Отлично. Жду тебя в Камарине, в доме Проксена, мастера по изготовлению щитов. Оттуда мы вместе продолжим путь.

Дионисий молча кивнул. Взгляд его остановился на пламени очага.

— Знаешь про Теллия? — спросил он вдруг.

— Что?

— Он остался в Акраганте со своей женой.

— Логично было предположить, что он не захочет покидать город. Смириться с унизительным поражением и принять ссылку — это не для него.

— Я потерял их. Они были мне очень дороги.

— Знаю. Они тоже тебя любили, как сына, о котором всегда мечтали.

— За это многим придется заплатить. Как грекам, так и варварам.

Филист не ответил. Он взял свой плащ, сушившийся у очага.

— Он же еще мокрый, — заметил Дионисий.

— Не важно. У меня нет времени ждать, пока он высохнет. Я должен возвращаться.

— Уже темно. Переночуй здесь, двинешься в путь завтра на рассвете.

— В конце концов когда-нибудь совсем стемнеет — так какая разница?