Тиран
Шрифт:
Никий насмешливо спросил:
— Достаточно серьезную, чтобы уравновесить то, что мы троекратно уступаем ему в числе? — Он обвел рукой поле внизу. — Как по-твоему, сколько продержатся наши городские гоплиты? И где этот проклятый царь?
Киний снова откусил от яблока и принялся старательно жевать: это помогало скрыть, как он нервничает, как что-то сжимается у него в желудке.
— Да, это вопрос, — ответил он.
Никий кивнул.
— Твой глупый героизм дал ему время, нужно это признать. — Он повернулся и взглянул на Киния. — Он способен позволить
Справа показались всадники в красных плащах, прикрывая фалангу ветеранов, а дальше основная масса конницы — македонцы и фракийцы. Там должен находиться Контос, он пытается построить своих людей лицом к сакам. Людей на усталых лошадях.
Киний принял решение. Он как можно дальше отбросил огрызок яблока — еще один мальчишеский жест, — сел на запасного боевого коня, крупной сакской породы. Крупный, но это не Танатос.
— Патрокл, оставайся на месте. Постройся справа от саков. — Он повернул голову коня. — Следуй за мной, — велел он Никию и начал спускаться по тропе.
Прямо через болото — тропа сплошная грязь, но почва уже начала подсыхать; потом проследовал перед фронтом конного отряда Эвмена.
— Жди здесь моего приказа, — сказал Киний Эвмену.
Тот приложил руку к груди.
Киний поехал к Мемнону. Македонцы находились в полустадии отсюда, и Мемнон не отрывал от них взгляда.
Киний натянул узду.
— Мы атакуем — немедленно. Оттеснишь необученный таксис вправо, — сказал он. — Важен каждый шаг. Пусть подойдут по полю так близко, как ты решишь, а потом постарайся оттеснить их вправо.
Щит Мемнона упирался нижним краем ему в ноги, а шлем был сдвинут назад. Он оторвал взгляд от македонцев ровно настолько, чтобы победоносно улыбнуться.
— Разве я не говорил тебе, что дойдет до этого? Натиск копейщиков. На македонцев. — И отвернулся от Киния со словами: — Тебе пора уезжать, гиппарх. Скоро здесь будет грязно. — И, как только Киний тронул лошадь с места, Мемнон взревел: — Копья и щиты! — как старый бык, принимающий вызов.
Киний ехал вдоль войска и видел, как все ольвийцы опускают шлемы на лоб, берут шит в руку и поднимают. Киний приветственно поднял меч, и ему ответили криками.
— Тишина! — крикнул Мемнон. — Кричат пусть те, кто не умеет воевать.
Все смолкли. Справа от Киния фаланга пантикапейцев повторила эти действия. Эти два отряда не разделял и шаг.
Киний подъехал к отряду Филокла. Сам Филокл стоял с правого края. Киний наклонился. Глаза под шлемом были чужие, свирепые, звериные.
— Когда ударишь, тесни направо! — крикнул Киний. — Важен каждый шаг!
Он показал на поле, где всего в ста шагах от них шли македонцы. Фаланга ветеранов маршировала, как на параде. Вторую фалангу все еще осыпали стрелами синды, и в тех рядах, что ближе к реке, царил беспорядок. Люди на флангах смотрели только в сторону дубов; оттуда летели стрелы, и воины с криком падали. Немногие, но этого хватало. В переднем ряду зияла огромная брешь, и соседние ряды не смыкались — да и весь таксис отступал от мучителей, засевших на речном берегу.
Пытаясь уйти от стрел, фаланга оставила между своим правым флангом и берегом реки полосу шагов в пятьдесят шириной.
— Вижу, — послышался из шлема Филокла голос Ареса.
Киний привстал на коне.
— Да пребудут с тобой боги, — сказал он и поехал туда, где ждал Эвмен. Когда он подъезжал, Эвмен показывал на зазор.
— Не показывай! — бросил Киний. На таком удалении даже жест может сообщить военачальникам врага об опасности.
Мемнон уже привел своих людей в движение. Они опустили копья, подняли щиты, и ряд двинулся вперед, как единое целое. Македонцы тоже опускали копья; за ними к правому флангу Киния двигалась тяжелая конница.
Пора вступать Травяным Кошкам и Стоящим Лошадям. Пора вмешаться Никомеду и Герону.
Но они сами должны принять решение. Киний здесь.
Взревели ольвийцы или пантикапейцы — или и те и другие. Послышался ответный рев македонцев. Справа от Киния люди Филокла перешли на быстрый шаг.
Пики македонцев длиннее старомодных копий гоплитов. Человеку нужно очень много смелости, когда он видит перед собой стену таких пик.
Людям Филокла храбрости было не занимать, они доказали это накануне. Они без колебаний устремились на этот железный лес, и Киний услышал голос Филокла:
— Вперед!
Ряды сошлись щит к щиту. Со спины коня Киний видел красный султан спартанца и след бойни, который спартанец оставлял за собой. Все эпилекты страшно шумели. Строй македонцев, который не был выровнен правильно, дрогнул. Все это — на пространстве двух шагов: эпилекты ударили, а еще через два шага в дело вступили копья ольвийцев. Заглушая звуки битвы, кричал Мемнон, бросая вызов врагу. Необученная фаланга македонцев сжалась; люди, теряя равновесие, падали, и султан Филокла неожиданно двинулся вперед — на три шага, на пять. Македонцы пытались восстановить строй. Сражающиеся разбились на пары.
Киний проехал в голову Эвменова отряда. Он посмотрел в лица людей.
— Мы пройдем прямо по краю фаланги, — сказал он. — По моему приказу повернем и нападем. Места не будет. Времени тоже. Того, кто слишком продвинется влево, ждет река, а того, кто далеко пройдет направо, подстерегают копья.
Натиск Филокла отвоевал для них еще пять шагов. Теперь между флангом македонцев и рекой образовалась брешь шагов в шестьдесят.
Киний постарался заглянуть в глаза каждому.
— Мы развернем прямоугольник, как делали это на занятиях. Это нужно сделать хорошо. Всем понятно? Здесь вы покажете, как усвоили уроки.
Время уходило.
Киний взял у Ситалка свои копья. Даже Ситалк был мрачен.
Но у Киния не было времени даже на тех, кого он любил. Он повернулся к Никию. Никий кивнул, держа руку у горла. Он молился Афине.
— Шагом! — приказал Киний. Как только весь строй пришел в движение, он приказал: — Бегом!
Справа от него эпилекты дрогнули. Строй македонцев был глубже и крепче. И они напористо теснили противника.
Перевернутый султан по-прежнему оставлял за собой след смерти.