Тирмен
Шрифт:
Неподалеку от входа в метро установили шатер пивного завода «Рогань». А «целевой выезд» назначили на половину одиннадцатого. Время утреннего похмела миновало, время обеденного перерыва еще не настало. Шатер пустовал, что играло Даньке на руку.
Он сел за деревянный столик, взял у сонной продавщицы бокал с «Монастырским» и поставил пиво на развернутую «Теленеделю». Точь-в-точь на разворот с полуголой Мадонной. Студент сачкует лекцию, маленечко сосет пивко и размечтался над крутой телкой.
Какие проблемы?
Нет,
Очень скоро, вылетев на «плюс первый», он обнаружил, что к октябрю, дождю и большой дистанции ему и оружие выделили подходящее: снайперку Драгунова с оптикой ПСО-1. Четырехкратное увеличение, градуировка до тысячи трехсот метров, хотя реальная прицельность стрельбы – метров восемьсот, не больше. Старенькая штука, на вооружение принята в 1963-м, но классная. Для стрельбы по удаленным целям в условиях плохой видимости.
И с патронами подфартило. Вместо обычных в отъемном магазине ждал своего часа десяток особых патронов. Пули со стальным сердечником в два с половиной раза улучшали кучность стрельбы.
Короче, дождь нам не помеха.
Он плюхнулся в грязь, прильнул глазом к окуляру прицела и начал искать мишени. Приклад скелетной конструкции переходил в пистолетную рукоятку, что сильно облегчало стрельбу лежа. Помнится, дядя Петя подсунул ему «Deutsches Waffen Journal» со статьей про «Драгуновку». С языками, в отличие от Петра Леонидовича, у Даньки имелись серьезные проблемы, но Лерка, умница, перевела:
«Возможно, что в настоящее время эта конструкция распространится среди снайперских винтовок во всем мире. Несмотря на то что в неснаряженном состоянии СВД весит 4,31 кг, она особенно удобна в обращении, прикладиста и хорошо сбалансирована».
Угу, прикладиста и хорошо…
А вот и мишени.
На «плюс первом» тирмен не ошибался в выборе целей, хотя они здесь никогда не походили на обычные мишени, используемые на стрельбищах любого типа. Шмели, летящие снежки, опадающие листья – все, что угодно. Сейчас, например, сине-красные ленточки, повязанные на гнилых сучках. Вон там, там и левее… Пять ленточек.
Проще простого.
Данька прицелился в самую дальнюю. Но нажать на спуск не успел: сердце подсказало, что стрелять лучше не в ленточку, а в сучок. Так, чтобы сине-красный попугаистый огрызок спланировал на землю, в жирную грязь. Ладно, пусть будет сучок. Целясь, он вспомнил, что румыны выпускают две экзотические версии СВД: одну вообще без мушки, под брендом «Дракула» (для снайперов-вампиров?), вторую – с дульной насадкой для выстреливания оперенных гранат. Хорошо, что мы не румыны, не вампиры, а скромные тирмены…
От удара пули сучок обломился.
Музыка играла не слишком далеко, но и не вплотную, чтобы нервничать и торопиться. Насвистывая мелодию флейты – за истекшие три
Ленточки упали на груду опавших листьев. Груда чрезвычайно напоминала листвяные кучи во дворе, когда дворник Кирюша сгребает осеннее золото и, чиркнув спичкой, превращает в скверно пахнущий костер. Кто мог дворничать в лесу «плюс первого», Данька не знал. И знать не хотел.
Здесь ему было слишком хорошо, чтобы заморачиваться лишними вопросами. От большого знания – большая печаль. И пусть Лерка не дразнится «дуболомом»: читая Библию, он не остановился на биографии своего тезки-пророка, а изучил еще кое-что. Сильней всего, кстати, Даньку возмутила история бедолаги Иова. Это, значит, все у мужика отберем, родственников уморим, заразим СПИДом, а после, за хорошее поведение, дадим конфетку: новые стада, новые родичи, вакцина от синдрома иммунного дефицита…
Пальнуть бы в такого небесного благодетеля из гранатомета!
Лес «плюс первого» сильно изменился за эти годы. Если вначале для Даньки здесь все было незнакомо, то постепенно лес стал приспосабливаться под нового тирмена: неглубокий ярок с соснами на взгорке напомнил окрестности детской железной дороги, спуск к речке, поросший ивами, оказался похож на окрестности пансионата близ Северского Донца, где Данька школьником отдыхал с родителями; лиственная роща – точь-в-точь посадка на Дубраве, на Павловом поле…
Складывалось впечатление, что лес, раньше «дяди Петин», мало-помалу становился лесом Даниила Архангельского, подстраиваясь под его личный опыт.
Тут-тили-тут…
Музыка вернула тирмена обратно на стрелковый рубеж.
Отвечая надвинувшимся барабанчикам, он снес четвертый сучок. После трех совместных «целевых выездов», когда он «подбирал хвосты» за дядей Петей, Данька уже давно работал сам. Восемь-десять командировок за год. Он находил в коридоре под дверью конверт с указанием места и времени, подыскивал укромный уголок в пределах сектора, удалялся в чудесный лес, отстреливал назначенные мишени… И встречал человека с жетоном. Человек всякий раз менялся, а жетоны оставались одинаковыми.
Половинка Даньке, половинка – уходящему, счастливому человеку.
Мене, мене – одному. Текел, упарсин – другому.
Или иначе: взвешено – налево, исчислено – направо…
«Ты знаешь, кто я? Я – твой друг…»
Возвращаясь с «плюс первого», Данька знал, что своей половинки жетона он не найдет. Ни в кармане, ни в руке, ни под ногами. Половинки исчезали безвозвратно. Словно Данька в лесу был не Данькой, не вполне Данькой, не до конца Данькой, а частично кем-то другим, кто уносил добычу в глубь леса, в заветную берлогу.