Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин
Шрифт:
Радека убьют – уже в лагерях.
Из дневника М. Сванидзе: «20.11.36… [Арестовали] Радека и других людей, которых я знала, с которыми говорила и которым всегда доверяла… Но то, что развернулось, превзошло все мои ожидания о людской подлости. Все, включая террор, интервенцию, гестапо, воровство, вредительство, разложение… И все из карьеризма, алчности и желания жить, иметь любовниц, заграничные поездки, туманных перспектив захвата власти дворцовым переворотом. Где элементарное чувство патриотизма, любви к родине? Эти моральные уроды заслужили свои участи. Бедный
Она во все это верит?! Она, которая знает этих людей? Или…
Из письма Н. Котова: «Верхушка была охвачена страхом. Все соревновались в проклятиях бывшим друзьям и врали друг другу, отцу, и матери, и детям, только бы продемонстрировать лояльность «усатому». Люди ждали ареста со дня на день и врали даже самим себе, даже в дневниках, надеясь, что их прочтут на следствии».
Благодарные зрители
Но процессы, естественно, вызывали недоверие Европы – и Троцкий за границей активно этому помог.
Хозяин знал: представление делают не только актеры, но и зрители. Он захотел авторитетных зрителей, которые одобрили бы спектакль и главное – написали бы об этом.
Он верил в себя. Все, кого он приглашал прежде – Герберт Уэллс, Бернард Шоу, Эмиль Людвиг, Анри Барбюс, Ромен Роллан, – все они уехали друзьями страны, прославляя Вождя. Действительно ли они ничего не увидели? Или попросту не устояли перед созданной им системой безостановочной лести, восхитительных приемов, бесконечных подарков и славословящих речей? Или дело не только в этом?
Через много лет после смерти Ромена Роллана был напечатан его дневник. Оказывается, «большой друг СССР» все понимал и все видел: «Я чувствую, как во мне поднимается боль и возмущение. Я подавляю в себе потребность говорить и писать об этом».
Но почему? А потому, что «бешеные враги во Франции и во всем мире воспользуются моими словами как оружием».
И Роллан не велит публиковать свои дневники ранее, чем через полсотни лет.
Нельзя было порочить идею коммунизма, ибо дело Сталина – выше Сталина и его приспешников. Продолжение Высшей целесообразности, опираясь на которую Вождь и создал свои чудовищные процессы.
На этот раз дело было серьезнее.
Прошли процессы, и ему нужна была европейская знаменитость, которая бы подтвердила: триллер – это правда; все бывшие вожди партии действительно стали бандой убийц и изменников.
Остановились на кандидатуре Фейхтвангера – антифашиста, автора известных романов, вынужденного покинуть гитлеровскую Германию.
Фейхтвангера пригласили в СССР, и Хозяин лично вступил в игру обольщения. «Правда» писала: «Товарищ Сталин принял германского писателя Л. Фехт Вангера. Беседа длилась свыше 3-х часов».
В архиве Общества культурных связей с заграницей хранилось 12 отчетов под грифом «Не подлежит оглашению», которые написала сотрудница Д. Каравкина, сопровождавшая Фейхтвангера.
«19.12.36 года. Рассказывал о своем визите к Димитрову (возглавлявшему тогда Коминтерн. – Э.Р.). Ездил специально, чтобы поговорить о процессе троцкистов. Сказал, что Димитров очень волновался, говоря на эту тему, объяснял полтора часа, но его не убедил. Фехт Вангер сообщил мне, что за границей на этот процесс смотрят очень враждебно и что никто не поверит, что 15 идейных революционеров, которые столько раз ставили свою жизнь на карту, участвуя в заговорах, вдруг все вместе признались и добровольно раскаялись».
«22.12.36 года. Он сообщил мне, что подготовил для «Правды» статью об Андре Жиде. Завтра придет машинистка, которая ее напечатает».
«27.12. Сегодня был трудный день, так как Фехт Вангер поспешил излить на меня все свое негодование по статье о Жиде. Вот, мол, и оправдываются слова Жида о том, что у вас нет свободы мнений, что нельзя высказать своих мыслей и т. д. В редакции предложили ему переделать некоторые места, в частности, о культе Сталина. Я ему объяснила, в чем суть отношений советских людей к товарищу Сталину, откуда это идет и что совершенно ложно называть это «культом». Он долго кипятился, говорил, что ничего не будет менять, но… остыл, смирненько сел в кабинете и исправил… то, что просили…»
«С утра Фехт Вангер вел бесконечные разговоры о неудобствах жизни в Советском Союзе, жаловался на обслуживание в гостинице и т. д. «Хотел бы я посмотреть, как напечатают в СССР вещь, в которой я бы изобразил вашу жизнь такой неуютной»… и что «как ни прекрасно в Советском Союзе, он все же предпочитает жить в Европе».
Что же он написал в конце концов?
«Объяснять процессы Зиновьева и Радека стремлением Сталина к господству и жаждой мести было бы просто нелепо. Когда я присутствовал в Москве на процессе, когда я увидел и услышал… я почувствовал, что мои сомнения растворились, как соль в воде».
А вот что написал Фейхтвангер о столь раздражавшем его культе личности Сталина: «Не подлежит никакому сомнению, что это чрезмерное поклонение… искренне. Люди чувствуют потребность выразить свою благодарность, свое беспредельное восхищение. Народ благодарен Сталину за хлеб, мясо, порядок, образование и за создание армии, обеспечивающей это благополучие… К тому же Сталин действительно является плотью от плоти народа… На мое замечание о безвкусном, преувеличенном преклонении перед его личностью он пожал плечами и извинил своих крестьян и рабочих тем, что они были слишком заняты другими делами и не смогли в себе развить хороший вкус».
Все объяснил Фейхтвангер, все оправдал в своей книге «Москва, 37-й год». Да и как не защитить СССР – борца с фашизмом, страну, отстаивавшую свободу в Испании… Все та же Высшая целесообразность!
Знаменитый драматург Бертольт Брехт аплодировал книге Фейхтвангера: «Это лучшее, что написано в западной литературе».
А книгу Андре Жида сурово осудили. «Меня бранили многие, – писал Жид. – Выступление Роллана меня огорчило. Червь прячется в глубине плода, но когда я сказал: «Это яблоко червивое», вы обвинили меня в том… что я не люблю яблоко».