ТКС-2

Бариста Агата

— А вы учили? — Кайлеан опять откинулся на спинку дивана, заложил руки за голову и как-то мечтательно заулыбался. Почему-то мой рассказ привёл его в доброе расположение духа. — Ах, да… я видел. Но по сути — не помню. Боюсь, ваши труды пропали даром.

— Не волнуйтесь, Кайлеан Георгиевич, это как езда на велосипеде. Один раз научились — и на всю жизнь. Когда надо будет, всё получится само собой.

— Не думаю, что мне когда-либо пригодится это умение. Но всё равно спасибо. — Он выговаривал все слова старательно чётко, но всё равно было понятно, что язык у него заплетается от усталости.

Не

зарекайтесь, хотелось сказать мне, но вместо этого я спросила:

— Вы что-нибудь ели сегодня?

Он покосился на меня.

— У родителей что-то перехватил на ходу. Времени не было, дела. А что сказала мама?

Я вздохнула.

— Кайлеан Георгиевич, вы меня уважаете?

Кайлеан приподнял брови.

— Разумеется, Данимира Андреевна.

— Тогда сделайте так, как я вам скажу.

Он помедлил, но сказал:

— Будь по-вашему.

— Прямо сейчас вы пойдёте, вымоете руки, сядете за стол и съедите то, что я вам подам. Потом пойдёте спать. А разговоры будут завтра. Про маму… и про всё остальное. Идите мойте руки.

— Про всё остальное?.. — пробормотал Кайлеан. Посидел немного, потом с видимым усилием встал и направился в ванную.

Когда он вернулся, на столе его ждала глубокая глиняная миска с дымящимся борщом. В плошке поменьше матово белела сметана, в которую была воткнута ложка. Рядом на деревянной доске лежали нарезанные ломти душистого чёрного хлеба, на блюдечке — горка рубленой зелени.

— Что это? — спросил Кайлеан, опускаясь на стул и с опаской разглядывая красное варево.

— Это борщ, Кайлеан Георгиевич. Сейчас вы примете участие в древнем обряде моего народа. В нашей стране у каждой женщины при виде голодного и уставшего мужчины просыпается дремучий вековой инстинкт. Совершенно неодолимой силы. Каждая женщина в такой ситуации просто обязана накормить… — Я чуть было не сказала «своего мужчину», но вовремя проглотила слово «своего», — мужчину борщом. Если инстинкт остаётся неудовлетворённым, женщине начинает казаться, что жизнь её пошла коту под хвост, она становится капризной, плаксивой, нервной; в глубокой печали женщина начинает бить посуду и ругаться с окружающими. Так что не шутите с этим.

Кайлеан взял ложку и повозил ею в миске.

— Там что, мясо? — заинтересовался он.

Я взглянула с укоризной.

— Это же Борщ Для Уставшего Мужчины, Вернувшегося Домой. Само собой, там полным-полно мяса. Зачерпните вон той белой штуки — это сметана — и кладите её в тарелку. Зеленью посыпьте и приступайте. Предупреждаю, это ритуал для двоих. Я тоже приму участие.

— И как? — Кайлеан приступил к еде.

— Я должна принять позу, предписываемую традицией. И придать лицу соответствующее выражение.

Я села напротив, подпёрла щёку кулаком и уставилась на Кайлеана с жалостливым выражением.

Кайлеан, рубавший борщ так, что я буквально слышала, как трещит у него за ушами, поднял глаза, увидел как я на него смотрю и чуть не поперхнулся.

— Данимира Андреевна! Я, конечно, сильно устал, но я ещё не умер.

— Что ж… это была позиция номер один. Наша традиция гибка в деталях. Можно использовать позицию номер два.

Теперь я подпёрла лицо двумя руками, поместила на физиономию

самую умильную улыбку из всех возможных и воркующим голосом проговорила:

— Кушай, кушай, касатик…

Кайлеан схватил ломоть хлеба, откусил половину и с набитым ртом прокомментировал:

— Так мне больше нравится. Но «касатик»? Что это?

— Небольшая симпатичная птичка мужского рода. — Их Высочество опять чуть не подавились. — Так положено говорить по ритуалу, не отвлекайтесь, Кайлеан Георгиевич.

…Он съел всё, включая хлеб, и выскреб дочиста мисочку из-под сметаны.

— А теперь спать.

Кайлеан глядел перед собой осоловелыми глазами, но всё ещё пытался управлять событиями:

— Надо найти вам комнату.

— Не надо. Я буду спать здесь, на диване. Тут есть подушки, дайте мне чем накрыться и ступайте к себе.

— У меня нет сил препираться. Ваш ритуальный борщ что-то со мной сделал. — С этими словами Кайлеан дошёл до дивана и упал на него как подрубленное дерево. Мною, конечно, был произнесён пламенный призыв поменяться местами, но я и сама понимала, что речь запоздала. Поэтому пошла в тёмную роскошную спальню, стянула с кровати тяжеленное чёрно-золотое покрывало, сгребла его в охапку, вернулась и укрыла Кайлеана. Он не пошевелился.

Я долго смотрела на него, а потом, не удержавшись (один разочек, и больше никогда!), воспользовалась случаем: тихонько провела рукой по тёмным волосам… жёсткие… наверное, правду говорят: какие волосы, такой и характер… Потом — ещё один разочек, самый-самый последний, — прикоснулась к прохладной щеке.

— Даня… — не просыпаясь, пробормотал Кайлеан.

Я вздохнула и убрала руку.

— Спокойной ночи, Ваше Высочество.

— О-о-о-о-о… — услыхала я ещё один вздох — дружный и сентиментальный, донёсся он сверху. Огоньки опять сгрудились в нижней части своей клетки.

— Вуайеристы! — с укоризной сказала я им. — Кино себе нашли… Вы лучше свет выключите чуть позже. Я ведь щёлкать пальцами не умею.

Наверное, так они и сделали, но в памяти этого не осталось — кажется, я тоже заснула, ещё не добравшись до кровати. Так закончился мой первый день в Эрмитании, не самый странный день, проведённый в королевстве Кайлеана.

Утром я приоткрыла глаза и в полумраке вместо белого потолка увидала над собой красновато-пурпурное облако. Не сразу стало понятно, что это такое. Некоторое время я бездумно таращилась вверх, захваченная в плен неожиданным буйством цвета. Потом, потихоньку придя в себя, из-под ресниц оглядела спальню: тёмно-фиолетовый муар стен, переливчатые узоры сливово-золотистых штор, из-за которых слабо пробивался дневной свет…

Прислушалась — было тихо.

Наверное, вымотанный Кайлеан ещё спал, значит, и мне можно было не торопиться покидать королевское ложе. Всё-таки имелось нечто привлекательное в этих необъятных просторах, где можно разлечься хоть так, хоть эдак, хоть морской звездой, и место всё равно ещё останется. Сладко потянувшись на атласных простынях, я решила подремать ещё немного. Повернулась на бок и встретилась взглядом с самой собой. И тут же заметила вчерашний пакет: он стоял на полу, прислонённый к зеркалу.