Тьма Египетская
Шрифт:
— Да что там у вас вышло?.. Отчего этот обморок с женою?
— Потом… потом, рабби, — смущенно лепетали обе женщины, кидая на него умоляющие взгляды. — Ничего особенного… [121]
Верьте, ничего!.. Трите, Бога ради, помогайте нам… Некогда теперь…
Бендавид только досадливо пожал плечами. «С вами, видно, ничего не поделаешь толком!» — и усевшись подле жены на край постели, послушно принялся снова за растирание.
— Это глупо, наконец! — с неудовольствием говорил он в то же время; — глупо, что вы от меня скрываете… Все равно, я же ведь узнаю… Кажись, пока
121
Ойрив-тхимин в случае необходимости удаления от дома на значительное расстояние заключается в том, что на расстоянии 2000 шагов в землю закапывается кусочек хлеба, и это место считается новым домом, от которого опять отсчитывается 2000 шагов и т. д.
— Что ж делать, рабби! — слезливо завздыхала приживалка. — На все воля Божья… Всевышний знал, что творил, когда и многострадальному Иову посылал испытания… Мы должны следовать великим примерам Танаха… [122] .
— Не учите меня об Иове! Я и без вас знаю! — перебил её старик. — Я вас спрашиваю, что такое у нас случилось?
— Ах, рабби, в этом-то и дело… Я, по правде, и сама не знаю еще хорошенько, что именно случилось и насколько все это правда; но… так слыхала я… так посторонние говорили… Чужие люди забежали к нам на кухню справляться, правда» ли… Мы в то время еще только с постели поднялись, как они уже прибежали и спрашивают, точно ли? — А мы и не подозревали еще ничего, даже в толк себе взять не могли… И чужие-то — никто, просто, верить не хочет, хотя, кажись, весь город уже знает и кричит об этом…
122
Taнax — Библия.
— О, Боже мой! Что за бестолковая! — теряя терпение и как бы обессилев от досады, опустил руки Бендавид. — Да объясните же толком, о чем кричит, чему верить не хочет?
— Я же и объясняю, рабби… Я все как есть, по порядку объясняю… Но только вы-то сами, раоби, Бога ради, будьте поспокойнее.
— Да не мучьте же!.. Чего вы душу из меня тянете!
— Хас вешолаум, рабби! — Сохрани Боже!.. Как это можно!.. Я только хочу предварить, приготовить вас, моего благодетеля, к тяжкому удару и рассказать по порядку.
— О, мучительница! — воскликнул старик в досаде отчаяния, воздев кверху глаза и плечи. — Ну, говорите по порядку — пусть так! Но только скорее!
— Вот, я же и говорю, рабби. Они, говорю вам, спрашивают, точно ли, а мы не верим, не можем верить… Да и как поверить, чтобы девица такого благородного дома, отрасль такой благочестивой, знаменитой фамилии… А тут, вдруг входит сама балбоста и спрашивает, где Тамара? — Это балбоста, значит, вставши с постели, по обыкновению, к ней в комнату прошла. Мы ей на это и объясняем, что так и так, мол, а тут сейчас с ней и обморок этот сделался… При нас, впрочем, только вскрикнула, а уж обмороку вы сами, рабби, свидетель были… Мы ведь уж потом прибежали на ваш же зов… Мы этому не свидетели.
— Да говорите толком! — вскипел наконец выведенный из терпения Бендавид. — Умерла она, что ли?
— О, рабби!.. Если б умерла, это бы еще ничего… Но нет, к несчастью… хуже, гораздо хуже этого…
Старик побледнел и, опустив руки, впился в приживалку неотступно вопрошающим взглядом.
— Что же хуже?., говорите… говорите все… Я готов, — с трудом переводя дух, пролепетал он почти шепотом.
— Увы, рабби!.. Она убежала.
— Как убежала?!.. Куда? — сорвавшись с места, — вскочил вдруг на ноги Бендавид.
— Не знаю в точности, но говорят… Только, Бога ради, не пугайтесь, достопочтенный рабби.
— Куда, черт возьми?! — гневно крикнул на нее Бендавид.
— В монастырь, рабби, в женский монастырь, принимать авойде зурс [123] .
Старик на минуту остолбенел, но потом очнулся и, словно бы пробуждаясь от тяжелого кошмара, медленно провел по лицу рукой.
— Какой вздор! — сказал он тихо и, по-видимому, спокойным голосом. — И как не стыдно болтать такие пустяки!
123
Христианскую веру.
Разве это статочное дело, ну подумайте сами! Кто это выдумал такую глупость? Кому пришло в голову?
— Мы тоже не верим, рабби, — робко заметила служанка, — но посторонние болтают… посторонние пришли и первые сказали нам… Мы не поверили.
— Кто эти посторонние? — нахмурил брови Бендавид. — Гойи какие-нибудь, прощелыги, смутители… Над честным семейством надругаться захотелось! Кто они?
— Да все наши же, все евреи… И с таким участием прибегали… Возмущены все ужасно…
— Я не верю этому, — твердо и решительно заявил Бендавид.
— Я и сама так думаю, что тут какое-нибудь недоразумение, — поспешила ввернуть слово родственница-приживалка.
В это время вошла другая служанка и доложила, что доктор Зельман уже приехал и ожидает в зале.
Рабби Соломон вышел навстречу.
— Бога ради, доктор, — простер он к нему руки. — Бога ради!.. Спасите ее… Помогите… Умирает… Может, и умерла уже…
Зельман, медлительно потирая себе ладонь об ладонь, думал было сначала методически расспросить в чем дело, что за болезнь, с чего началась и прочее; но рабби Соломон, ухватив его за руку, так быстро и энергически повлек его в спальню, что тому уже не до методики стало.
— Давно это с ней? — спросил он, щупая пульс у бесчувственной старухи.
— Идесяти минут еще нет… Но, Бога ради, что это? Обморок? Смерть?.. Ни вода, ни спирт, ни растирания — ничто не берет!.. Что это, доктор, что? Не томите!
— М-м… так, маленький удар, — объявил Зельман. — Это ничего, пройдет, надо только легкое кровопускание сделать. Пустяки, успокойтесь!
И достав из бокового кармана мягкий сафьянный футляр с хирургическим набором, он спешно и толково, как мастер своего дела, отдал прислуге приказание насчет всех необходимых ему приспособлении к операции.
Пока из разных мест появлялись на сцену то губка, то полоскательная чашка, то полотенце и горячая вода, доктор Зельман обратился к Бендавиду.
— Без сомнения, — сказал он с видом грустного участия, — это последствие нынешнего случая? Это так подействовало на почтенную даму сегодняшнее печальное происшествие?
Рабби Соломон вздрогнул.
— Какое происшествие? — почти невольно сорвалось у него с языка, и почти невольно же выпучил он свои недоуменные глаза на доктора.