Тьма, — и больше ничего
Шрифт:
— Он носит кольцо и кепку, когда выезжает на «охоту», — ответил Большой Громила. — И берет этот пикап. Когда он ищет новую жертву, я в рейсе, и если его кто-то видит — тем более за рулем, — то думает, что это я.
— Как он может? — спросила Тесс у трупа. — Ты же его брат.
— Он ненормальный, — терпеливо объяснял Большой Громила.
— И раньше это срабатывало, — вмешалась Дорин Маркис. — Когда они были моложе, у Лестера начались проблемы с полицией. Вопрос в том, покончил ли Роско Штрельке с собой из-за этих проблем или из-за того, что Рамона заставила старшего брата Эла взять вину на себя. Возможно, Роско Штрельке собирался
Однако Эл ничего не стал говорить по этому поводу. Он просто замолчал. По сути, намертво замолчал.
— Я расскажу, как, на мой взгляд, все произошло, — предложила Дорин. — Видимо, Рамона понимала, что, попади твой младший братец на допрос даже к мало-мальски смышленому полицейскому, могут вскрыться вещи гораздо более серьезные, чем желание пощупать девочек в школьном автобусе, подглядывать в машины притормозивших на обочине любовников или что-то подобное. Подозреваю, ей удалось убедить тебя взять вину на себя, а своего мужа — умолкнуть. А не убедить, так пригрозить. И либо из-за того, что полиция так и не довела дело до процедуры опознания, либо по причине отсутствия выдвинутых обвинений все это сошло им с рук.
Эл ничего не говорил.
Стою на коленях и разговариваю сама с собой, изображая других, думала Тесс. Я окончательно лишилась рассудка.
Однако в глубине души она понимала, что так, напротив, пытается сохранить разум. И единственная возможность сделать это — разобраться во всем. Ей казалось, история, рассказанная голосом Дорин, была если не всей правдой, то приближалась к правде. Пусть она основывалась на домыслах и весьма спорных выводах, эта версия не была лишена смысла и в определенной степени увязывалась с тем, что говорила Рамона в последние минуты жизни.
Ты не понимаешь… Ты совершаешь ошибку.
Согласна, ошибку. Этой ночью она сплошь и рядом совершает ошибки.
Нет, не сплошь и рядом. Она была в этом замешана. Она знала.
— А ты? — спросила Тесс убитого мужчину. Она было потянулась, чтобы схватить его за плечо, но тут же отдернула руку. Там, под рукавом, он наверняка еще теплый. И возможно, считает, что еще жив. — Ты знал?
Он не отвечал.
— Позволь, я попробую, — вновь вступила Дорин. И своим милейшим, располагающим к откровениям голосом пожилой дамы — что неизменно срабатывало в книгах — спросила: — Что же вам было известно, господин Водитель?
— Иногда возникали подозрения, — признался он. — Но я как-то об этом не думал, просто занимался своим бизнесом.
— А ты разве у матери не спрашивал?
— Точно не помню, — ответил он, и Тесс показалось, что он старается не смотреть на нее своим неестественно выпученным правым глазом. Разве можно что-то утверждать наверняка при таком беззастенчивом сиянии луны?
— Наверное, интересовался, когда девочки пропадали?
На это Большой Громила не ответил. Может, потому что голос Дорин стал напоминать голос Фрицика. Ну и, разумеется, голос «Тома-Тома».
— Но никогда не было никаких доказательств, так? — На этот раз Тесс решила задать вопрос сама. Она сомневалась, что, услышав ее голос, он ответит, но он все же ответил:
— Нет. Никаких доказательств.
— А тебе ведь и не хотелось, чтобы они были, а?
На сей раз ответа не последовало, и Тесс, поднявшись, нетвердой
Она легонько постучала по козырьку бурой кепки.
— Ты ее надеваешь, когда собираешься в рейс? — заранее зная ответ, поинтересовалась она.
Штрельке не отвечал, зато вызвалась ответить хозяйка Клуба любительниц вязания Дорин Маркис:
— Ну, разумеется, нет. Когда ездишь от фирмы «Красный ястреб», ты всегда в кепке с красным ястребом — ведь так, любезный?
— Да, — отозвался Штрельке.
— И ездишь ты без перстня — правда?
— Без. Несуразно выглядит — не по-деловому. Да еще на этих грузовых автовокзалах какой-нибудь пьяный или обкуренный возьмет да и решит, что это настоящий камень. В драку-то не полезут — я слишком здоров и силен (по крайней мере был до этой ночи), но подстрелить могут. А я этого не заслужил — ни за фальшивый перстень, ни за те жуткие вещи, что творит мой брат.
— И вы с братом никогда не ездите по делам компании одновременно, не так ли?
— Так. Когда он в рейсе, я работаю в офисе. Когда в рейсе я, он… ну, понятно. Полагаю, вам известно, чем он занимается, пока меня нет.
— Но ты должен был рассказать! — заорала на него Тесс. — Даже если у тебя просто возникли какие-то подозрения, надо было рассказать!
— Он боялся, — мягко пояснила Дорин. — Так ведь, любезный?
— Да, — отозвался Эл. — Боялся.
— Своего брата?! — переспросила Тесс, либо не веря этому, либо не желая в это верить. — Боялся своего младшего брата?!
— Нет, — ответил Эл Штрельке. — Ее.
39
Когда Тесс, вернувшись в свою машину, завела двигатель, «Том» спросил:
— Ну откуда тебе было знать, Тесс? Все произошло слишком быстро.
Так-то оно так, если не учитывать самое главное, что теперь пугало больше всего: отправившись карать насильника, точно киношный мститель-одиночка, она оказалась на пути в преисподнюю.
Тесс поднесла пистолет себе к виску, потом опустила. Нельзя, не сейчас. Она была в долгу перед теми женщинами, что остались в трубе, и перед теми, кто может в ней оказаться, если Лестеру Штрельке все сойдет с рук. А после всего того, что она уже совершила, важно было во что бы то ни стало наказать его.
Ей предстояло сделать еще одну остановку. Но не на своем автомобиле.
40
Подъездная дорожка на Тауншип-роуд, 101, была недлинной и немощеной — просто две окаймленные кустами колеи. Кусты росли настолько близко, что царапали бока старого синего пикапа «Ф-150», пока Тесс ехала на нем к маленькому дому. Опрятностью дом не отличался. Это было древнее мрачноватое обиталище, как в триллере «Техасская резня бензопилой». Надо же, как жизнь порой подражает искусству! И чем примитивнее произведение искусства, тем ближе сходство.