Тьма и пламя. На бескрайней земле
Шрифт:
Холмы купались в солнечном свете; небо было удивительно чистым, идеальным – ни единого пятнышка облаков. Мэйт окинул взглядом открывшиеся просторы, все еще поражаясь обширности и богатству земель бездарей. В этих зеленых просторах дышалось как будто легче. Зеленые холмы высокими волнами уходили далеко вперед, к горизонту. Земля, которую можно было бы изменить, вспахать и засеять, лежала в своем первозданном виде.
Для бездаря Итана распахнувшиеся нетронутые бескрайние земли были привычным делом. И он, тиская щенков, молча побрел дальше.
– Долго еще до села? – спросил Габриэль, нагнав
Итан помотал головой. С тех пор как сын охотника нашел щенков, он стал замкнутым и неохотно отвечал на вопросы. А чаще просто кивал или отрицательно качал светловолосой головой, как сейчас.
Габриэль тронул мочку уха и пошел следом, представляя, как его окружают сельские жители. Как, подняв руки к небу, восхваляют своего бога Лита за очередное чудо. Как шумят и радуются, обнимая маленького Итана. Как возбужденно расспрашивают его о том и об этом. Как отводят глаза, когда речь заходит о его отце. Как с завистью глядят на два мохнатых комочка в детских руках. И как с подозрением изучают полуголого чужестранца, пришедшего вместе с сыном уважаемого охотника. А затем…
Приятные фантазии засверкали, зашумели в голове мэйта. Мечты захватили его. Мечты о сельской купальне, об огромной бадье с горячей водой, куда можно медленно опустить уставшее, потное тело. О шикарном пире, устроенном в честь храброго и везучего Итана. О вздыхающих сельских девицах, очарованных историей невероятного спасения и победами над свирепыми тварями. О тихой ночи на мягкой, свежей перине, под свист сверчков. Габриэль мечтал и мечтал, отрешаясь от мира, который по-прежнему был строг к нему. Обжигал голую спину ярким солнцем, разгонял все облака. Заставлял напрягать уставшие ноги, подставляя под них высокие холмы. Испытывал жаждой, держа дожди на привязи…
Цепь светлых размышлений звонко лопнула под силой женских криков, доносящихся из-за холма. Итан, первым взошедший на вершину холма, внезапно замер, прижимая щенков к груди. В горячем воздухе резко запахло страхом. Впереди как будто резвился ветер, гоняя воздух, шурша травой и таская женские крики.
Хьол! Габриэль не поверил собственным глазам, когда взобрался на вершину холма. Вдали черный вихрь высотой в три человеческих роста гонял по холмам девушек. Трое из них бежали на восток, им удалось оторваться от быстрого и хищного врага. Двум другим повезло меньше: вихрь, как опытный охотник, точно шел по их следу, куда бы они ни сворачивали.
Щенки поддались всеобщей тревоге и отчаянно заскулили. К запаху страха добавился густой запах магии. Вихрем управляли, как лошадьми. Мастерски. Габриэль взглянул на Итана.
Сын охотника стоял на холме, пораженный, обездвиженный страхом и магией. Жуткие истории о Погорельце, рассказанные мальчишкой, внезапно перестали быть сельскими байками. Маг, создавший вихрь, действительно был жесток. Черная воронка, летевшая над землей, могла в любой миг поглотить двух девушек. Но чародею этого было мало. Он издевался над жертвами, зная, что уже победил. Он изматывал их, заставляя падать, кричать и… холодеть от страха.
Не то чтобы колдовская воронка совсем не тревожила Габриэля. Во всяком случае, не так, как бездарей. Он видел и повыше и потемнее. Да и сам когда-то учился творить подобные вихри, а также
Сельчанки кричали все тише, теряя силы от бесконечного бега. Они разделились, и вихрь теперь гнался только за одной из них, светловолосой и стройной. Другая девушка, пышная и темноволосая, сидела на земле – видимо, обезумев от страха.
Габриэль оторопел, растерялся. На одной чаше весов лежали собственная безопасность и тайна истинного происхождения, позволяющая беспрепятственно продолжить путешествие. Позволяющая войти в село героем, а затем увидеть Мирацилл. На другой – честь мэйта Семи островов и две человеческие жизни, которые оборвутся, когда чародей наиграется. Увы, спасение сельчанок грозило страшными бедами их спасителю. Разве для этого он, мэйт Семи островов, рискуя жизнью, бился с огромной тварью? Разве для этого он так долго и хитро скрывал свое происхождение, не позволяя магии защищать себя? Чтобы здесь, на безымянных холмах, разрушить волшебный вихрь. А вместе с ним – и свою страшную тайну. Если Итан не видел, как в колдовском пламени сгорел свер, то сейчас…
Мэйт стиснул мочку уха. Принять решение было слишком сложно, чаши весов качались не переставая. Холодный, расчетливый разум опускал первую, горячее сердце – вторую.
Габриэль опять покосился на Итана, словно пытаясь прочесть ответ на его бледном лице, покрытом веснушками. Но не увидел ничего, кроме всепоглощающего страха перед магией.
– Спасите ее. Я знаю, вы можете. Я видел… – вдруг прошептал Итан, не глядя на Габриэля.
Голос мальчишки дрожал. И мэйту показалось, что эта дрожь передалась и ему. Казалось, все тело дрожит от шепота бездаря, словно это и не бездарь вовсе, а истинный маг, произносящий неизвестное заклинание.
Итан принял решение сам, не оставив мэйту выбора. Тайна, оберегаемая молитвами ко всем богам Элементоса, омытая кровью свера, покрытая шепотом ночных заговоров, была раскрыта. Лопнула, как рыбий пузырь. Теперь нужно действовать. Нужно бежать со всех ног.
И Габриэль побежал. Навстречу опасности. Восхищаясь смелостью десятилетнего мальчишки. Потому что не только слова Итана определили судьбу сельчанки. Его смелость, она прежде всего понесла ноги мэйта по высоким холмам, наполняя их силой и заставляя спасать бездарку.
Ради сельчанки Итан не побоялся рискнуть собственной жизнью. Он ведь наверняка понимал, что может сотворить его могущественный спутник с ним, желая сберечь свой страшный секрет. Он видел, как в яркой, колдовской вспышке заревела тварь. Но все равно решился помочь несчастной девушке. Хотя находился неподалеку от родного дома и держал в руках бесценных щенков, способных обеспечить его на долгие годы.
Однако почему, зная сущность спутника, не сбежал? Защита. Конечно, защита. Итан понимал, что сверы могут вернуться. Из-за нее он терпел рядом с собой миркля, понял Габриэль. Итану нужно было выбраться из проклятого леса. И мальчишка пересек его, закопав страх и ненависть к мирклю настолько глубоко, насколько это было возможно.