Тьма императора
Шрифт:
София вновь подняла голову и удивленно посмотрела на него. А потом заискрилась нежной радостью. Защитник. Как это вообще выдержать? «Ничего. Выдержу».
— Да, конечно. — Расскажешь мне что-нибудь, Софи? — Расскажу. А… что? — Например, как прошла твоя встреча с Вано. Он ведь нарушил инструкции, заглушил твой браслет, поэтому я ничего не знаю. Она улыбнулась. Хотелось сделать шаг вперед, чтобы быть хоть немного ближе, но Арен заставил себя стоять на месте.
— Да, он говорил мне. Все было… хорошо, айл Вагариус показал
— Он хороший человек, — ответила София, и он ощутил неясную тревогу. — Только несчастный очень. Но хороший. — Интересно, — протянул Арен, усмехнувшись, — каким бы тебе показался мой брат… — Аарон? — Да. Его все любили. Почти все.
Она закусила губу, словно не решалась что-то сказать — и эмоции стали совсем тревожными. — Ты знаешь про день рождения, — догадался Арен, и София, покраснев, кивнула. — Не удивительно. Все знают. Даже торт сегодня вон притащили на обед, думали, Ванесса, Адриан и Анастасия там будут.
— Торт? — серые глаза удивленно расширились. — Но… — Ты думала, это Агате и Александру? — Император покачал головой. — Скажем так — частично. Появлением наследников на кухне повара оправдали собственное решение… немного отомстить. Тоже мне, бунт на корабле.
— Но зачем?.. — Им было бы больно, — пояснил Арен спокойно. — Больно и неприятно видеть этот торт. Глупая и мелкая месть. Поэтому я и попросил всех троих на обед не являться — знал, что наверняка будет нечто подобное.
— Но ведь завтра они узнают. — Узнают. Но завтра — это все-таки не сегодня. — Император взглянул на браслет связи. Защитник, уже почти одиннадцать, а он до сих пор не поужинал. — Я пойду, Софи. Нужно.
Она кивнула. — Да, конечно. А завтра вы… София запнулась, будто задохнувшись, мучительно покраснела — и даже эмоции ее, казалось, порозовели от смущения. Арен понял, что она хотела сказать, но не решилась.
«А завтра вы придете?» — мне лучше вообще не приходить к тебе, Софи. Она вспыхнула, опаляя его жаром. Нестерпимо захотелось впитать этот жар в себя, подчинить и приручить. Но — нет. — И ты это прекрасно понимаешь, — сказал Арен глухо, сжимая кулаки и, отвернувшись, быстро шагнул в камин.
А за его спиной пульсировало, звенело и переливалось такое светлое чувство, что хотелось одновременно и смеяться, пока не заболят губы, и плакать, раздирая в кровь грудь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«Мне лучше вообще не приходить к тебе». Когда София вспоминала эту фразу, она ощущала себя похожей на большой костер, в который кто-то вдруг подбросил дров. Конечно, император все понял. Разумеется, он давно ощутил ее влюбленность, эмпат же. Ничего нет в этом удивительного.
Нет удивительного? Наоборот, это было удивительно. И сами чувства Софии — она никогда раньше не влюблялась так, до глубины души, — и то, как император посмотрел на нее перед тем, как уйти. В его глазах не было равнодушия. И разве стал бы он избегать ее, если бы сам не…
София невольно зажмурилась. Уши, щеки — все горело. И все внутри нее разрывалось от противоречия. От радости, что император тоже — да, да! — неравнодушен. И от ужаса, что это — нет, нет, ни за что! — может быть правдой.
Или она обманывает себя? И нет с его стороны ничего, кроме желания избежать проблем? Ведь невозможно знать точно, как он рассуждает. Жалеет Софию? Не хочет ссориться с женой? А может, ему вообще все равно?
«Ага. Особенно ему было все равно, когда ты Арчибальда нарисовала». Да, назвать реакцию императора на тот рисунок равнодушием мог бы только слепой, глухой и глупый. А сегодня? Сегодня, устав, он случайно перенесся к ней. Куда можно перенестись случайно? Туда, куда хочешь попасть.
— Софи, — она замотала головой и начала бить себя по щекам, — перестань! Ты так додумаешься до того, что поверишь во влюбленность императора! Неважно, что там тебе кажется. Неважно! ЭТОГО ПРОСТО НЕ мОЖЕТ БЫТ!
минут через пять, хорошенько побив себя, умывшись холодной водой и съев мамину конфету, София окончательно успокоилась. Конечно, не может быть. И хватит думать глупости. Просто императору приятна эта ее влюбленность, вот и все. И он не хочет сильнее сближаться не из-за собственных романтических чувств, а из-за того, что София — аньян его детей. Станет витать в облаках, не сможет выполнять свою работу.
Ну и с женой, конечно, тоже не следует ссориться. — Выбросить бы из головы все эти мечты, — прошептала София, ложась спать, — а из сердца — чувства. Тогда все было бы гораздо проще…
«Проще — это не так интересно. Интереснее, когда сложнее», — вспомнила она собственные слова, сказанные несколько дней назад Агате, и чуть не расхохоталась в голос.
Какая же она все-таки глупая!
После позднего ужина Арен, приняв душ, пошел к жене. Виктория уже спала и не пошевелилась, когда он лег рядом, чувствуя колоссальное облегчение от того, что исполнять супружеский долг сегодня не потребуется. У него совсем не осталось сил, а завтра это демоново совещание с законниками и Арчибальд со своим докладом. Так что лучше просто поспать.
И император провалился в пустоту, как только голова его коснулась подушки. И ничего ему не снилось, но не потому что он устал — просто еще со времен студенчества Арен носил амулет, чтобы не видеть снов. Давным-давно этот амулет подарила ему Агата — девушка, которую он любил. И которую убил Аарон.
Утром, поднявшись с постели после вибрации браслета связи, император бросил краткий взгляд на Викторию — и, увидев, что она открыла глаза, хотел пожелать доброго утра, но жена вдруг спросила: