Тьма сгущается
Шрифт:
– Вот-вот, – пробормотал он себе под нос. – Вроде бы мы плывем вдоль становой жилы, но проверить не мешает.
Поясной кошель его, как и облегающий комбинезон, скроен был из прорезиненной ткани. Из кармана на поясе подводник вытащил оправленный в бронзу пустотелый стеклянный шар. Внутри инструмента колыхались на подвесках два листка тончайшей золотой фольги. Сейчас они висели порознь, как разведенные ладони.
Корнелю довольно хмыкнул. Листочки отталкивались друг от друга в присутствии рассеянной магической энергии – а единственным источником волшебства посреди океана были становые жилы, проходившие равно
Но что в данном случае означает «достаточно», Корнелю понятия не имел. Кроме того, жгучая ненависть не позволяла ему пассивно ожидать удачи. Он жаждал кровавой охоты. Он был волком, идущим по следу, а не пауком, что сидит в своей сети, ожидая, пока пролетающая мимо бабочка по неосторожности не станет его пропитанием.
Подводник покрутил инструмент в руках, наблюдая, как трепещут золотые листочки: располагаясь параллельно становой жиле, они расходились шире, чем повернутые перпендикулярно к ней. Как и предполагал Корнелю, линия, на которой расположились он и его левиафан, проходила с северо-востока на юго-запад. Моряк без колебаний направил своего зверя вдаль, к берегу оккупированной альгарвейцами Валмиеры и самого Альгарве.
– В улей не залезешь – меду не видать, – наставлял он левиафана.
Разговаривать с новым животным было не так интересно, как с Эфориелью. С прежним левиафаном подводник делился всеми своими горестями, с новым же до сих пор испытывал определенное стеснение. И тем более не мог решить, много ли понимает зверь из его слов – в конце концов, чудовище привыкло к лагоанской речи, а не к языку Сибиу. Корнелю сам понимал, что волнуется из-за пустяков, но ничего не мог с собою поделать.
Левиафан повиновался командам с охотой. С его точки зрения, он был занят тем, на что никак не повлияло его знакомство с родом людским: добывал пропитание. Вот зверь ворвался в стаю скумбрии, и заработали длинные зубастые челюсти, разрывая тушку за тушкой. Седока на спине и притороченные к брюху ядра замедленного действия чудовище едва замечало – вот только плавать с ними было не так удобно, и оттого нескольким рыбкам удалось уйти от страшной пасти. Но в желудок левиафану попало немало рыбы, и зверь насытился.
– Давай же, красавица моя, – понукал зверя Корнелю. – Давай! Найди мне корабль! Хоть самый завалященький! Ну хоть какой-нибудь!
Подводник понимал, что лукавит – ему не нужен был абы какой корабль. Он знал, что хочет найти: плавучую крепость, ощетинившуюся тяжелыми жезлами и ядрометами. Отправив на дно такую громаду, он мог бы считать, что хотя бы начал мстить альгарвейцам за все, что они сотворили с его державой и с ним самим.
Но потопить плавучую крепость будет непросто. Корнелю осознавал это прекрасно. Потребуется хитрость, и опаска, и очень много удачи. Моряки на борту плавучей крепости неустанно несут дозор, высматривая приближающихся левиафанов, как и чародеи, хотя последних подводник опасался меньше. Инструмент на поясе позволял определять присутствие волшебной силы, но моряк редко пользовался ею, отчего в колдовском зрении оставлял лишь слабые, чуть заметные следы.
Небо… море… небо… море… И ничего, кроме моря и неба, насколько хватало глаза. Корнелю раздраженно буркнул что-то про себя и тут же увидел нечто, не принадлежавшее ни волнам, ни тучам. Однако никакой радости ему это не принесло. Выругавшись, подводник направил левиафана в глубину, надеясь, что плывущий в небесах дракон его не заметил.
Прорезиненый костюм и наложенные на него чары не давали подводнику замерзнуть в ледяных волнах. Другое заклятие позволяло получать воздух из окружающей воды, и Корнелю мог находиться в глубине так же долго, как его левиафан. К несчастью, наложить второе заклятие на левиафана не сумел еще ни один чародей, так что зверю приходилось время от времени всплывать, чтобы отдышаться. А кроме того, еще ни один волшебник не составил заклятия, которое позволяло бы человеку нырнуть так же глубоко, как мог это сделать левиафан, и при этом не погибнуть под тяжестью водной толщи.
Корнелю заставил левиафана продержаться на глубине, сколько тот мог, и, едва зверь вынырнул, с тревогой глянул в небо. Если драколетчик заметил его, в любой миг с неба могло рухнуть ядро или дракон мог промчаться над самыми волнами и огнем вышибить подводника из седла. Драконов и драколетчиков Корнелю ненавидел в первую очередь оттого, что они могли уничтожить его, а он не способен сделать с ними ничего.
Но взгляду вновь явились только небо и море. То же зрелище, что минуту назад вызывало только раздражение, теперь успокаивало. Моряк с облегчением вздохнул. Становые корабли он тоже ненавидел, но лишь потому, что они принадлежали Альгарве. Они тоже могли прихлопнуть его… но и Корнелю в силах был отправить их на дно.
– Ну, и куда мы направлялись, прежде чем ты нырнула? – поинтересовался Корнелю у своего левиафана.
Но зверь не мог ответить – да и вопроса скотина лагоанская не поняла, если придерживаться шутейной логики подводника.
Корнелю вновь снял с пояса детектор магической энергии. Оба золотых листочка провисли – это значило, что левиафан уплыл со становой жилы. Подводник крутил инструмент так и сяк, но листки оставались недвижимы. Корнелю облегчил душу черной руганью – почему бы нет, все равно никто не слышит.
Он подал зверю знак направиться на юг. Когда позади осталось, по прикидкам подводника, около полумили, он остановил левиафана и вновь вытащил инструмент. Золотые листочки обвисли еще более уныло.
Корнелю хмыкнул. Хоть он и не нашел становой жилы, зато выяснил точно, где ее нет. А это помогало определить, где она находится. Развернув левиафана на север, подводник миновал – или так ему показалось – место, откуда начал поиски, и вскоре снова обратился к детектору. Листки начали расходиться.
Очень скоро он вновь вышел на становую жилу и направил левиафана вдоль нее, на юго-запад, в направлении альгарвейских прибрежных вод. Вот только где прятались боевые корабли, что поддерживали власть Альгарве над этими водами?
Большинство патрульных рейсов по неизбежности – океан безбрежен, а цели в нем редки и малы – кончалось ничем. До сих пор все усилия Корнелю в ходе этой войны оказывались тщетны. Подводник не знал, сколько еще тщеты он в силах будет перенести.
Едва эта мысль успела сформироваться в голове, как подводник заметил на горизонте темное пятнышко. Надежда вернулась к нему. Если он сможет возвратиться в Сетубал, потопив альгарвейский корабль, даже надменным лагоанцам придется отдать ему должное.