Тьма внешняя
Шрифт:
– А важно вот что… Последние шесть лет я скитался по западным немецким землям – по Лимбургу, Мецу, Лотарингии. Там я и встретил Дьяволицу…
От этих слов ледяным холодом зимней ночи повеяло вдруг на Матвея, хотя он еще не понял – о ком это сказано.
– Впрочем, тогда ее еще звали Катарина Безродная, и была она шлюхой и воровкой. Достаточно будет, если я скажу, что она не знала ни отца, ни матери и выросла среди таких, как я. Я сразу заметил, то она отличалась от обычных женщин – тех, что состояли в воровских шайках. Они, сколько я их видел, очень редко брались за оружие, даже самые прожженные. Заманить в засаду, навести на добычу, увести кошель, пока любовник спит, подсыпать дурман в пиво – это всегда. А она… она была совсем другой; она стреляла из арбалета лучше многих, кидала
Матвей сглотнул скопившуюся во рту слюну: почему – то расхотелось плевать – хотя еще несколько мгновений назад он как раз намеревался плюнуть в лицо собеседника, и выхватить клинок.
– Я сам грешник! – взвизгнул Владислав, – иначе бы Сатана не победил бы меня. Но Катарина могла бы превзойти кого хочешь!! Он перевел дух, затем, взяв себя в руки, продолжил. – Потом мы ушли из шайки – я и она, и еще один, Якоб его звали… Якоб Содомик – ему нужны были только мальчишки. Мы устраивали засады на дорогах, дожидались, пока проедет одинокий всадник – или двое-трое. Она выходила на дорогу к ним и просила разрешения хотя бы пойти рядом, держась за стремя, говорила, что заблудилась. Четверо из пяти сразу предлагали ей сесть на круп коня или впереди себя или даже немедля пытались оттащить ее в придорожные кусты, а то и задрать подол прямо на дороге. В любом случае в ход шел кинжал. А мы с Якобом снимали оставшихся – если они были, из арбалета: сразу же как они останавливались, мы брали их на прицел… Затем сразу уходили прочь. Тела прятали где-нибудь подальше, обычно зарывали в лесу, на добытых конях пережигали клейма… Вот так и жили – и неплохо жили! – усмешка скривила рот.
А потом… вот тут-то и начинается самое главное.
Я вдруг, и с того ни с сего решил убить их обоих, и Катарину, и Якоба, забрать себе всю добычу – ее накопилось немало к тому времени. А ведь прежде я так не поступал! С каждым днем эта мысль мучила меня все сильнее, не давала покоя. Теперь-то я понимаю, о-о, теперь я понимаю… И еще эта головная боль – словно кто-то совал пальцы в мозги! – выкрикнул он вдруг, и Матвей увидел две слезинки, блеснувшие в свете факела.
– И вот я стал готовиться к их убийству. Я выбрал не нож и не стрелу, а яд… Всю жизнь я презирал яды… И еще одно: я знаю, как приготовить дюжину ядов, хоть никогда, говорю, не пользовался ими. Но тот яд, который я тогда сварил, – его рецепт подсказал мне, должно быть, сам Сатана, во всяком случае, я не смог потом вспомнить, откуда я его знаю. Мне всего-навсего надо было смешать какие-то совершенно безобидные травки, но получилось такое зелье – любой отравитель не пожалел бы золотишка за рецепт! О-о, как они умирали, хуже, чем на костре: там это бывает быстро, а здесь длилось несколько часов, почти всю ночь. Они не могли подняться – яд обездвижил их, они могли лишь громко кричать, хотя это им не могло помочь: дело было в очень глухом месте. Но клянусь тебе – если бы только кто и был, он бы бежал со всех ног, решив, что здесь бесы должно быть справляют свадьбу – так они вопили.
А знаешь, что в это время делал я? Почему я не прирезал их, чтобы не мучались? Я стоял неподвижно, и ничего не мог сделать, и тоже не мог пошевелиться! Я как будто окаменел… Даже пальцем двинуть не мог… Знаешь, у сарацин есть такая казнь – человеку перерезают все сухожилия, подсекают мышцы на спине, и человек не может пошевелиться, может только ползти как червяк…
Потом… я не помню, что было потом. Я просто закрыл глаза, когда открыл их, было уже утро. Она лежала там мертвая… нет, ты слушай, она была мертвая, как… как самый мертвый из мертвецов. Не дай Боже никому видеть, какое у нее было лицо!
А Якоб сгинул без следа… словно провалился. Не знаю, куда он подевался, и не хочу даже думать. Но тогда я почему-то не особо обеспокоился этим – все мои мысли были, как убраться отсюда подальше. Потом я выкопал могилу на старом болоте, зарыл в ней Катарину Безродную, забрал золото, даже одежду снял с нее, и ушел прочь.
Матвея, все время, пока он слушал этот жуткий, сбивчивый рассказ, бросало то в холод, то в жар.
«Ну конечно. Конечно же, он рехнулся! – повторял про себя, пытаясь отогнать нехороший, липкий страх, – Рассказывает про какую-то умершую бабу…»
– Совсем скоро, – продолжал между тем Владислав, – я услышал о какой-то войне за истинную веру и справедливость, царство Божье на Земле, которую будто бы ведет боговдохновенная Дева! Дева! – почти выкрикнул он с истерическим смешком. Да она отдалась за пол – талера любому! А за золотой – последнему шелудивому псу! И я отправился туда, надеясь, так уже не раз делал, погреть руки на чужом пожаре… Мне и в самом деле удалось кое-что поиметь… В Тулузе я и увидел Ее, – он расхохотался. – Да, да, ее!
– Кого? – помертвевшими вдруг губами спросил Матвей.
– Ее – Катарину Безродную! Разбойничью подстилку – Катарину– Светлую Деву! Ту, что побеждала королей и рыцарей, ту, что умерла от яда, поднесенного вот этими руками, – шагнув вперед, он протянул к Матвею свои грубые ладони.
Русин непроизвольно отшатнулся, будто бы Владислав сжимал в ладони руках извивающуюся гадюку.
– Но может быть ты ошибся, может, она просто похожа, такое бывает. Может быть, это ее сестра… ты же не знал… – выдавил из себя Матвей, чувствуя, как предательская слабость разливается по телу.
– Ха! Ха! Ха! Похожа? Я стоял в двух шагах от нее. Она прошла мимо, не узнав меня. А я вот узнал, хорошо ее узнал, увидал родинку на ее щеке, увидел шрам на шее – вот здесь, – он провел по горлу ребром ладони. – Сколько раз я целовал этот шрам… Я увидел след от ожога на ее груди… О-о, если бы ты мог знать, что я почувствовал в этот миг!! Ты думаешь, я испугался?! Нет! Я почувствовал кое-что другое, похуже! То был жар от пламени Ада!!! – Владислав в этом месте перешел на зловещий шепот. – Сила, страшная сила подчиняла людей так что они сами не понимали, не чувствовали ничего. Я понял, кто она, уже тогда, и сила ее перестала на меня действовать! Она дочь Дьявола, и в ней Его сила! – не сдержавшись, Владислав застонал.
Матвей неуверенно переступал с ноги на ногу, уже помысливая, как бы лучше удрать от этого обезумевшего ляха.
– Может быть, – неуверенно пробормотал он, – тебе показалось?
– Показалось? – вновь почти выкрикнул Владислав, так что кони испуганно всхрапнули. – Показалось, ты говоришь?! Слушай, ты еще не знаешь самого страшного. Потом, после того, как я бежал из Тулузы, мне столько раз это самое приходило в голову. И я решил проверить, не ошибаюсь ли я в самом деле… Я нашел то место и разрыл могилу. Она лежит там, где я ее закопал! Понимаешь, витязь, – лежит там! Та, которую я видел живой и здоровой, та, которая победила крестоносцев и прирезала папу как куренка. Она все это время лежала в могиле. Ха-ха-ха, смех да и только… Там она лежит до сих пор, да!
Матвей облегченно вздохнул. Нет, все-таки силезец определенно спятил. Только что сказал, что видел мертвое тело этой своей Катарины, но уверен, что она жива! Сумасшедший, иначе его и не назовешь. Бесы помутили его разум!
– Лежит там, как святые мощи, словно только вчера умерла. Я подумал еще, что надо бы сжечь падаль… Так вот, самое плохое было даже не все то, что я сказал тебе только что! Ее нельзя было ни сжечь, ни разрубить, ни вообще коснуться, вот так! Вокруг нее было что-то, что не давало притронуться к ней. Ты можешь представить, что я почувствовал, когда мой меч ударился о воздух так, что из под него брызнули искры?! Можешь??