Тьма
Шрифт:
Ревун находился в маленькой деревянной клетке на колесах, запряженной парой черных козлов. Должно быть, он и Госпожа достигли некой договоренности, поскольку на нем не было ни пут, ни оков. Правда, за клеткой наблюдало с полдюжины солдат, которые мигом искупали бы Ревуна в огне, вздумай он открыть рот, чтобы произнести какое-нибудь мерзкое заклинание.
Длиннотень тоже сидел в клетке, но он не пришел с Госпожой ни к какому соглашению. Рот его был плотно зашит, пальцы стянуты вместе. Чтобы навести хоть какие-нибудь чары, ему пришлось бы совершать пассы ушами, но делать этого не стоило. Солдаты нервничали и готовы были изжарить его при первом подозрительном движении.
Нервничали они во многом и потому, что нервничал он сам. Прижавшись к прутьям, он упорно пытался что-то выкрикнуть сквозь стянутые вместе губы.
Длиннотень не хотел подниматься в гору.
С Прабриндрахом Драхом обошлись лучше. По обе стороны от него, как личная почетная стража, держались Лебедь Лозан и Корди Махер. Правда, вокруг этой троицы большим ромбом выстроились Масло, Ведьмак и братья-механики со своими телохранителями нюень бао. При этом Лофтус и Лонжинус беседовали с князем так, будто вся компания отправлялась на обычную прогулку.
Прабриндрах Драх нравился мне все больше. Он был хорошим, здравомыслящим человеком. Жаль, что мы не могли позволить ему вернуться домой. Годы, проведенные им в сражениях, не прошли даром. Он обрел уверенность и силу воли, позволявшие ему стать истинным правителем, таким, который сумел бы совладать и со властолюбием сестрицы, и с притязаниями верховных жрецов.
Пантеру, бывшую некогда женщиной, поместили в клетку, более походившую на гроб. Она не могла встать, а стало быть, в полную меру пустить в ход страшную силу своих лап. Ей оставалось лишь лежать и яриться.
Костоправ помнил, на что способны форвалаки, и не желал никаких сюрпризов.
Всем нашим врагам предстояло разделить с нами путешествие. И нашу судьбу — если они не были избраны, чтобы о чем-то нас предупредить.
Едва Рыжий услышал слова Бадьи «игра начинается», он скользнул вниз, навстречу Костоправу. Я даже не стал оглядываться, потому как прекрасно знал, в чем дело. Как мы и предполагали, Дрема вылез из бункера и привалился к стенке возле двери. Это и был сигнал к «началу игры». Рыжий попросил Старика позволить его команде совершить налет на мой свинарник.
Один из любимых таглианских помощников Бадьи, которого все звали Лопал Пит, чтобы отличить от сержанта, прозванного Кушал Пит (оба «Пита» произошли от центрального слога одиннадцатисложного имени гуннитского божества), явился к своему командиру и заявил, что ему потребуется много воды, чтобы навести порядок, пока я буду находиться за Вратами Теней. Бадья велел ему подождать, пока все хреновое начальство не уберется подальше.
— Да, сэр, — отвечал Лопал Пит и, отведя в сторонку своих ребят, расположился неподалеку. Их задачей было мозолить глаза, производить шум и таким образом прикрывать тех, кто следил за Дремой. Игра уже шла вовсю.
— Ты прав. Тай Дэй, — промолвил я, впихнув в себя несколько ложек каши. — Жуки да личинки это варево не портят. Дай-ка мне миску для Дремы.
Не дожидаясь отклика, я взял ее сам.
— Вот и тебе, паренек. — Я сунул миску ему под самый нос. — Но давай-ка принимайся за дело сам. Мне уже осточертело кормить тебя с ложечки. — Я оглянулся посмотреть, близко ли Костоправ. Света уже было достаточно, так что факелы становились излишними.
Внезапно Дрема оказался совсем рядом. Рабочие громко загалдели. Уронив деревянную ложку на колени Дремы, я схватил его за запястья и резко дернул их на себя. В тот же миг ребята, чьи шаги заглушил галдеж, выскочили из-за бункера. Один схватил Дрему за волосы и потянул голову назад, а другой забил в рот здоровенный грязный лоскут.
Душелов пыталась сопротивляться, но мы застали ее врасплох, и она ничего не смогла поделать.
— Завернуто и упаковано, — доложил я Старику, когда он остановил коня рядом с нами.
— Вижу. Ты намотал сюда всю веревку, какую нашел в лагере.
Ловец и впрямь выглядела жертвой излишнего энтузиазма.
— Не хочу рисковать, командир. Жаль, что ты не доставил сюда еще одну клетку.
— Эдак я мог бы ненароком раскрыть секрет, разве не так?
Даже если бы знал, что ты задумал.
Госпожа остановилась позади Костоправа. На ней был шлем Жизнедава, не позволявший увидеть выражение ее лица. Не говоря ни слова, она неотрывно смотрела на свою сестру, так долго доставлявшую ей столько хлопот.
Ловец не сбросила обличье Дремы. Она не являлась прирожденным оборотнем, и смена облика давалась ей не так-то просто, впрочем, памятуя прошлое, я не стал бы на это рассчитывать.
— Она останется такой, пока будет связана? — спросил я.
Госпожа не ответила. Она лишь молча смотрела.
— Как-то не хочется, — пояснил я, — чтобы она превратилась в какое-нибудь желе и протекла сквозь веревки, как только я отвернусь.
Мне кажется, ее стоило бы запихать в большой кувшин. С крышкой. Жаль, что у меня его нет.
— Едва ли она способна что-либо натворить со связанными руками и заткнутым ртом, — откликнулся Костоправ.
— Может, отрубить ей пальцы?
— Думаю, она будет вести себя хорошо. До поры. Правда? — обратился он к Ловцу. Та промолчала.
Она уже справилась с удивлением и растерянностью. Я начинал улавливать эманации расчета и странного лукавства, словно она предвкушала нечто забавное.
— Вы тут все корчите из себя невесть каких умников, — заявил Бадья. — Может, кто-то подумал, что с ней делать дальше?
— Чего? — спросил я, и вправду продемонстрировав недюжинный ум.
— Того. Клетки для нее нет, идти она не может. Или вы ее развяжете да пустите прогуляться? Старик помрачнел.
— Сделайте носилки, — приказал он. — Ей всегда хотелось, чтобы с ней обращались как с королевой. Вот и дождалась. Мы даже приставим к ней Тронную Гвардию. Лебедь, Махер! Ребята, вам доверена честь нести эту даму.