То перебор, то не хватает… Стихи
Шрифт:
различная по формам зрелость
не исключая половой
при мне красавица не пой
ты песен спички не игрушка
0,7 в портфеле где же кружка
и дай вам бог другими быть
как мной любимой если бы
они смогли хотя б отчасти
вписать о свойствах бурной страсти
в альбом ваш белый восемь строк
когда нет денег на метро
рай в шалаше лишь трюк из басен
а мир прозрачен и прекрасен
летят за днями в бездну дни
история скучна взгляни
кто
и ель сквозь иней зеленеет
и речка подо льдом вода
в крещенской проруби видна
кому дано предугадать
как слово наше отзовется
нисходит с неба благодать
а нам сочувствие дается
Когда не пишется
наполняю шнапсом покус
и гуляя по тверской
есть такой хороший фокус
расставания с тоской
пью из чистого истока
удаляясь от границ
неизбывного потока
непридуманных страниц
Порядок
В хронологическом порядке
не размещал бы я стишки, –
вчерась, мол-де, пошел на блядки,
сегодня выпустил кишки
партнеру из-за разногласий
финансовых, а завтра мне
в эфире «Эха» кризис власти
еще ругать: бардак в стране
моей родной… Но если время
и место творчества важны,
мы их под опусами всеми
проставить все-таки должны.
Да ради Бога – что сегодня? –
Четверг, девятое, ноябрь
двух тыщ семнадцатого года
от Рождества – вот так хотя б.
Написано собственноручно
в Басманном ОВД Москвы,
где, может быть, томились вы…
Или служили, мой читатель?
10.10.2017 от Р.Х. Москва
***
Я хочу понять…
В. Малявина
Что же, в детстве так всегда –
ничего не слишком? –
вижу: падает звезда
с неба мне на книжку.
Тут из книжки выпал текст,
из меня – сознание,
я упал. И это есть
недопонимание.
А когда я все пойму
и закрою книжку,
станет стыдно самому
за того мальчишку.
Повеса
В предчувствии дурного знака,
как суеверный жалкий трус,
не вняв совету Пастернака,
завел архив я и трясусь
над рукописью. Знаменитым
быть некрасиво – ну и что? –
зато все двери мне открыты,
швейцар всегда подаст пальто, –
так думал в небесах повеса,
летя из Лондона в Мадрид
через Париж из интереса
к корриде. Что и говорить,
бессмысленно, как шарик ртути,
катаешься туда-сюда,
но можно ли до самой сути
дойти во всем? – да никогда,
хотя… припомнив письма другу
из Марциала, соглашусь:
в них суть так явственно мерцала,
как солнца луч и моря шум.
***
облака – белогривые лошадки
песенка
ну не скачут облака
белыми лошадками
глюки у меня пока
хмурые и шаткие
вспрыгнул черт на антресоль
лужицы кровавые
да на раны сыпят соль
в камере легавые
очерчу я мелом круг
крестным их знамением
отгоню очнусь и вдруг
новое видение
насадил рыбак червя
на крючок и в озеро
а червем был этим я
лучше бы бульдозером
придавило сразу в морг
чтобы так не мучиться
глюки ж не вступают в торг
с ними не получится
полюбовно разойтись
вплоть до воскресения
а лошадки это из
армии спасения
Инсталляция
помолчите заратустра
что еще из давних лет
суки эти из минюста
шестьдесят шестой сонет
охи вздохи на скамейке
разговоры при луне
грош алтын и три копейки
гордо человек на дне
не звучит а на заметке
у хозяйки крем-брюле
ворошиловский и меткий
портупея на столе
птица в клетке – небо в клетку
нитки белые и клей
шейте клейте воздух падлы
у искусства два пути
то взлетать то низко падать
свят свят свят ну отпусти
Живая вода
В постели трупом я лежу:
осенний грипп, температура,
и ни одна меня микстура
поднять не может. Cкучно – жуть.
Врачи, склонившись надо мной,
галдят и спорят, что-то пишут –
я их консилиум не слышу –
они как будто за стеной.
Во сне явился мне Кащей,
принес бутыль живой водицы,
сказал, что если ей напиться,
воскреснет мертвый: «И вообще,
поверь, уж я ли не лечил
на белом свете всяку нечисть!
Приподнимись, пошире плечи
и пей – к чему тебе врачи?
<