Тобой я стану

Копейко Вера Васильевна

Но что было делать маме? Если бы она не вышла замуж, то… А то, что сейчас не было бы ее, Риты.

А если бы Рита не устроила «переселение душ», Иван не получил бы гранта… Между прочим, Галина Даниловна обо всем догадалась. Она встретила ее в коридоре и тихо сказала:

— Ты молодец. Светлана предупреждала, что ты способна откинуть что-то этакое. Но до сих пор ты была пай-девочкой, я думала, что она сгущает краски, как каждая мать. — Директриса засмеялась. — Ничего, волосы отрастут, отмоются…

Мысли

прыгали, они плясали и топали в Ритиной голове. А если бы мама увидела ее с такими волосами? Или у нее был бы мобильник с цифровой камерой?

Она покрутила головой, невольно ожидая привычного движения густых длинных волос. Они всегда шлепали по лицу, просветляя мысли. Но сейчас ничего, кроме прохладного ветерка, она не ощутила.

— Нет, нет, это не моя дочь! — исступленным голосом прошептала Рита, изображая маму. — Это камера виновата, с ней что-то случилось!

Рита представила круглые мамины глаза, а в них — неподдельный ужас. Потом уже своим собственным, нынешним голосом Рита ответила:

— Мама, это не я. Ты видишь одного… человека. Его зовут Иван Гришкин. Я стала им… На время. Так надо.

Рита умолкла. Ей не хотелось отвечать мамиными словами. Скорее всего, трубку перехватил бы папа… Петруша тоже захотел бы посмотреть, что случилось с сестрой.

«Но волосы отмоются», — отрастут, сказала себе Рита и смело посмотрела в зеркало. Бабушка права: жизнь — качели. Так и летаешь на них: от хорошего — к плохому, от плохого — к хорошему.

Но… кто это там, в глубине стекла? Это не ее лицо, это лицо Ивана. Неужели… неужели перевоплощение, которое начала она сама, продолжается?

— Привет. — Она увидела, как двигаются губы на широком лице. Быстро обернулась.

— Фу-у, ты так тихо вошел, я не слышала.

— Вот, — сказал он, — тебе.

— Что это? — Она смотрела на сверток.

— Подарок. Я хотел дождаться дня рождения, но не мог.

Рита приняла сверток, перевязанный зеленой ленточкой.

— Ого, — пробормотала она. — Что это…

Пальцы развязывали узелок на ленте, он был странный, но Рита умела распутывать самые замысловатые. Папа научил, когда пытался вырастить из нее девочку с мальчишескими талантами. Правда, мама быстро остановила его, пообещав родить настоящего мальчика. А девочка пускай ею останется. Но кое-чему он успел научить Риту.

Рита развернула бумагу. Ого! Она увидела то, о чем мечтала. Она держала в руках унты из оленьего меха, расшитые бисером. Рита сразу узнала солнечные круги — особый знак семьи Ивана Гришкина. Но в орнамент входили не только они.

— Елочки-человечки-тропинки-речки… — бормотала Рита.

— Твой размер, — заметил он. — Когда ты спала у нас дома, я измерил твою стопу, — признался Иван.

— Ты? Я не слышала…

— Нет, — он улыбнулся. — Ты пробежала двадцать километров на лыжах. После этого спят, как говорит отец про ездовых собачек, без задних ног.

Рита покраснела.

— Я мог бы измерить твой след на снегу, — добавил он, — но тогда размер вышел бы неточным. Мама хотела и девочки тоже, чтобы они тебе подошли. Они шили их все вместе. Украшали тоже.

Она хотела кинуться ему на шею, расцеловать его. Сказать, что целует вовсе не его, а его маму, сестер… Но удержалась.

— Спасибо, Иван. Передай своей маме и девочкам, что я… что мне… Ну в общем, здорово…

— Надень, — приказал он. — Я должен им сказать правду.

Рита нахмурилась, неуверенная, что надела носки без дырок. Ей было лень штопать шерстяные носки.

— Ну… ладно, — пробормотала она, сбросила правый сапог, быстро засунула ногу в один унт.

— Как раз, — выдохнула она с облегчением по двум причинам сразу. Носок в порядке, и унт подошел.

— Второй, — монотонным голосом приказал Иван.

Рита подчинилась.

— Все отлично, — сказала она, пройдясь по комнате. — Я теперь настоящая манси? — Иван наклонил голову набок, испытующе глядя на Риту. — Не спорь, очень важная комиссия признала во мне тебя.

— Конечно, признала, потому что ничего не понимает, — Иван поморщился.

— Разве я плохо вошла в твой образ? Никогда не соглашусь!

— Никогда не надо соглашаться, если считаешь по-другому, — спокойно заметил Иван. — Эти унты — благодарность всей моей семьи.

— Ты им рассказал? — Она быстро повернулась к нему.

— Конечно. У меня нет тайн от семьи, — говорил Иван, любуясь унтами на Ритиных ногах. — Скажи, ты была когда-нибудь в Новосибирске?

— Никогда, — ответила Рита и почувствовала, как настроение упало. Но она снова посмотрела на яркие унты и повеселела, они вернули ей солнечный свет. — Как в них тепло! — Она села на стул и постукала унтами друг о друга.

— Я думаю, там можно в них ходить, — продолжал Иван.

— В них можно ходить даже в Москве! — воскликнула Рита.

— В Москве? Ты там была?

— Нет, — сказала Рита. Она уже открыла рот, чтобы рассказать Ивану новость — ее отца переводят в Москву. Но он огорчится, а ей не хотелось.

Все так хорошо они продумали — после окончания учебного года директриса везет их в Новосибирск. Иван устраивается в музыкальную школу, ее открыли выпускники консерватории, увлеченные этнической музыкой. Со всего Севера и Сибири они собирают талантливых ребят, учат, а потом создают ансамбли и везут на гастроли. Иван рассказывал, что такие, как он, «звенящие мальчики», выступали в Германии, Швеции, Финляндии, Венгрии.