Тобой я стану
Шрифт:
— И я тоже, — тихо признался Иван.
Рита выдохнула с таким облегчением, как будто только сейчас добежала до финиша.
Не думая, что делает, Рита наклонилась и отстегнула крепления. Потом попробовала приподняться на цыпочки, но жесткие ботинки не позволили. Она подпрыгнула. Она хотела коснуться губами его губ, но получилось иначе. Носом она ткнулась в его щеку. Какая горячая…
— Не холодно целоваться на морозе? — услышали они звонкий голос и смех. Это Люба вынырнула из ниоткуда.
— Нисколько, —
Иван не посмотрел в Любину сторону.
— Приходи ко мне на последнюю репетицию, Рита, — сказал он.
— Конечно, сейчас переоденусь и приду.
Глава 14. Тревога
В школьном актовом зале Рита и Иван были вдвоем. Но все равно он вышел на сцену в концертном наряде. На нем малица из оленьих шкур, унты, маска. В таком наряде она видела его раньше, на школьных праздниках. Но маска новая. Точнее, маска лишь новая деталь, сама она старая, даже очень. Почти древняя. Эту маску дала Ивану мама, когда они с Ритой гостили в доме родителей. Она принадлежала прадеду-шаману. Рита хорошо запомнила, что сказала мама, когда Иван надел ее:
— Ты чувствуешь? В ней все по-другому, да?
Иван молчал.
— Иван, не уходи, — тихо попросила мама. — Не сейчас, — добавила она, а Рита почувствовала, как мурашки побежали по спине. — Потом. — Мама помолчала и продолжила: — Ты будешь петь так, как не пела я, как не пел ты до сих пор. Теперь твое время, ты вырос. Ты уйдешь так далеко, как захочешь. Но вернешься из любой, даже самой длинной и трудной песни. — Иван не снимал маску. А мама каким-то особенным голосом предупредила: — Теперь ты встретишь в песне то, чего никогда не встречал. Уже пора, Иван.
Он быстро снял маску.
— А что это? — Темные глаза засветились в сумеречном свете дня.
— Сам узнаешь, — мама улыбнулась. — И поймешь. А если это возьмешь в песню, тебе не станет равных ни в каком конкурсе.
— Мама, но что это? — не отступал Иван. — Скажи, это дух? Может, это — дух наших предков?
Мать засмеялась. Голос ее звучал звонко, Рита вздрогнула и почувствовала, как мурашки теперь побежали снизу вверх. Ей тоже хотелось догадаться, о чем предупреждает мать Ивана, подсказать ему. Ей казалось, она чувствует что-то невыразимое. Такое, о чем не могла сказать вслух.
— Ты узнаешь сам, — не поддавалась мать. — Не ошибешься, не пройдешь мимо.
Рита стояла рядом, ей показалось, мать Ивана быстро взглянула на нее…
После поездки к Ивану домой Рита слушала его пение по-другому. Казалось, она лучше понимает, о чем он поет. Она узнавала интонации матери Ивана, ее тихий смех, рокочущий голос отца, звонкие нотки сестры Али… Даже скрип лыж по твердому насту она улавливала в его песне. И «разговоры» собак… Но когда он надел маску своего прадеда, ей стало не по себе. А если Иван уйдет в песню и не вернется? Как же она тогда, без него?
Рита смотрела на Ивана из первого ряда, пытаясь почувствовать себя строгой представительницей Фонда, которая ищет таланты в далеких от больших городов снегах. Она старалась увидеть Ивана Гришкина чужими глазами, услышать чужими ушами.
Ей нравилось то, что она видела, и то, что слышала. Какой он красивый в расшитой лентами малице, в унтах, какой таинственно-недоступный в прадедовой маске. Рите казалось, маска оживает от голоса Ивана. Или особенную живость придают ей глаза, светящиеся в узких прорезях для глаз? Оттуда они смотрели прямо на нее.
Сегодня Рита услышала в его пении нечто новое. Похожие звуки она или не отмечала прежде, или их не было в его песнях. Какой-то особенной нежностью веяло на нее со сцены. Она, как и раньше, слышала два голоса, но один из них стал выше обычного. Таким могла бы петь она, если бы научилась управлять диафрагмой.
Иван закончил, Рита громко захлопала, он поднял руку.
— Нельзя. Комиссия не показывает своих чувств. — Он снял маску, потом малицу, закашлялся. — По-моему, у меня жар.
Рита подскочила к нему, приложила руку ко лбу. Он влажный, но горел. Точно так горела его щека, когда Ритин нос уткнулся в нее на финише. Но тогда она подумала, что Иван волновался за нее, потому пылал даже на ветру.
— У тебя жар не первый день, да? — спросила Рита.
— Не первый, — признался Иван. — Я думал, успею спеть. Плохо, что мой выход не сегодня.
— Думаешь, завтра станет хуже? — Рите показалось, что тревога стиснула тело, как клещами.
Чем напоить Ивана? Чем поила ее мама, когда она болела? Рита не знала, она никогда не спрашивала, просто принимала от нее лекарства. «А что ты умеешь как девочка»? — прозвенел в голове вопрос малышки Али. И снова, как тогда, волнение, потом ответ самой себе: ничего она не умеет. Рита рассердилась на себя.
— Что тебе дает твоя мама, когда ты болеешь? — спросила она у Ивана.
— Какое-то питье, — он пожал плечами.
— Тоже не знаешь, — поморщилась Рита.
— Нет, — Иван закашлялся. — Но если началась простуда, до утра она не пройдет. Даже если я пойду к доктору.
Рита сама знала — ни с таблетками, ни без них до утра Ивана не вылечить. Как знала и то, что Иван должен петь завтра. В четыре часа дня его выход на сцену перед комиссией Фонда.
Глава 15. Ночная песня
В комнате оглушающе тихо. Даже Люба сегодня не бормотала во сне, только едва слышно посапывала. Рита лежала в темноте и думала.