Тобой я стану

Копейко Вера Васильевна

— Ты ведь не скучаешь без родителей, правда?

Рита колебалась, как ей ответить. Вообще-то скучать положено, но у нее на это не остается времени. Надо столько сделать, столько обдумать. И потом, Галина Даниловна, вдруг подумала она, все равно, что мамина тень.

— Н-не очень, — наконец выбрала ответ Рита.

Галина Даниловна улыбнулась.

— Понимаю. Попробуй наш чай. Он не только согревает, но и очищает мысли от разного мусора.

— Правда? А что в чае?

— Травы, ягоды. Между прочим, сбор

привозит отец Ивана Гришкина. Он вчера приезжал. Иван — замечательный парень. Я заметила, вы с ним подружились?

Рита покраснела и кивнула.

— Прежде он дружил с Любой. Точнее, она считала, что дружит с ним. Как она тебе? Девочка строптивая. Но ей положено — гремучая смесь родительских характеров. — Галина Даниловна поморщилась. — Прежде у меня в школе не было таких детей. Но — новые времена и новые песни, как говорится. — Она вздохнула.

— А… почему?

— Что почему? Новые времена или новые песни? — Галина Даниловна насмешливо посмотрела на Риту. У нее были зеленоватые глаза, а дужки очков им в тон. — Новые времена почему — вопрос не ко мне. Я не историк, я биохимик. Хотя давно уже директор школы-интерната. А вот новые песни… Гм… Песни редко остаются старыми, когда меняются времена.

— Тогда как же горловое пение? — выпалила Рита, чем удивила даже себя.

Галина Даниловна внимательно посмотрела на девушку.

— Горловое пение? Конечно, это старые песни. Но они настоящие, природные. Поэтому разные времена для них ничто. Иван Гришкин поет замечательно. Он может петь все что угодно. Но эстрадные песни, оперные арии кроме него споют тысячи человек, а вот то, что может он, — единицы. Я очень хочу, чтобы новое время помогло ему. Сейчас горловое пение модно во всем мире как экзотика. Как модно еще кое-что… Чем мы и воспользуемся на пользу Ивану. — Она подмигнула Рите.

— А что это? — тихо спросила Рита.

— Благотворительность, моя дорогая. Она в моде у таких людей, как Любин отец.

— Любин отец? — повторила Рита. — На самом деле?

— Люба наверняка рассказала тебе, что она внебрачная дочь очень богатого нефтяника. Ее мать — манси, а он — русский. Он не дал ей свою фамилию, но все остальное — пожалуйста. Все, что захочет дочь. Наш интернат он отождествляет с Любой, поэтому наши компьютеры — от него, новый домашний кинотеатр — тоже. Сам привез. Более того, он перечисляет деньги Фонду, который ищет таланты в глубинке. Понимаешь?

Рита кивнула.

— В марте приезжает комиссия Фонда. Иван Гришкин должен спеть так, чтобы ему дали грант для учебы в музыкальной школе в Новосибирске.

— Здорово, — сказала Рита.

— Но есть один нюанс, — Галина Даниловна поморщилась. — Люба считает, что Иван должен быть благодарен ей. Понимаешь?

— Ага, что он — ее парень? — Ритино сердце дернулось, высоко подпрыгнуло и перекрыло горло. Она не могла дышать.

— В какой-то мере — да. — Галина Даниловна поморщилась. — Должна сказать, до твоего появления не было никаких проблем между ними. Люба изображала, что Иван в нее влюблен, Ивану ничего не нужно изображать, она умеет это делать за двоих. — Галина Даниловна засмеялась. — Но теперь… Всем ясно, что Иван влюбился в тебя.

— Что! — Рита вспыхнула.

— Все естественно, не пылай. Ты здесь — птица из другого мира со своими светлыми волосами. Тебе никто не говорил, что твои волосы похожи на зимний мех горностая?

— Про горностая — нет. А про молоко оленухи… Иван говорил.

— Ну вот, все правильно. Поэтому… Люба может…

— Уговорить отца не давать грант Ивану? — Страшная догадка огорошила Риту.

— Не думаю, что она повлияет, но сложности могут возникнуть.

Рита замерла. Так вот что означали вчерашние слова Любы! «Я еще не решила, отдам его тебе или нет».

— Понимаю… — медленно проговорила она.

— Только не думай, что я запрещаю тебе относиться к Ивану так, как ты относишься. Знаешь, любовь всегда вызывает зависть тех, кто сам не умеет любить.

— Разве завидуют не те, кого не любят? — удивилась Рита.

— Но не любят тех, кто сам умеет любить. Я это поняла. Может быть, слишком поздно. — Она усмехнулась. Рита увидела, каким печальным вдруг стало лицо Галины Даниловны. — Твоя мама умела любить, теперь передо мной сидишь ты. У меня много детей, но они родились не от моей любви. Но я хочу, чтобы они росли с помощью моей любви. Я научилась любить.

— У вас так хорошо здесь, — нашлась Рита. — Я думала, что все по-другому…

— Понимаю, — кивнула Галина Даниловна. — Я рада, что тебе нравится. — Она помолчала. — Рита, я вот о чем хочу поговорить с тобой. Я знаю, ты здорово катаешься на лыжах…

— В Тюмени я ходила в лыжную секцию. У меня первый разряд по лыжам.

— Понятно. Но если бы ты еще умела стрелять из винтовки…

— Зачем? — изумилась Рита.

— Затем, что у тебя не было бы конкурентов на грант. Фонд ищет того, из кого можно вырастить талантливого биатлониста. Биатлон, если ты не знаешь, — это лыжное двоеборье. Спортсмен бежит на лыжах и стреляет из малокалиберной винтовки. Олимпийский вид спорта, очень перспективный. Я думаю, ты смотрела зимнюю Олимпиаду по телевизору?

— Конечно, — сказала Рита.

— Биатлон не менее модное занятие, чем горловое пение. — Она засмеялась. — Ты могла бы получить грант и поехать учиться в спортивную школу. Тоже в Новосибирск. — Она смотрела на Риту, ожидая реакции на свои слова. — Вместе с Иваном, — добавила она. — Там не будет никакой Любы, между прочим.

— Правда? — тихо спросила Рита, чувствуя, как колотилось сердце. Горло, наконец, совсем очистилось, Рита свободно дышала. — Но мои родители…