«Точка бифуркации»
Шрифт:
Весьма, надо заметить, тревожных.
На краткое изложение ушло минут десять – карета как раз миновала заставу, за которой начинался питерский тракт, раскисший, окаймлённый по обочинам грязными, оплывшими сугробами да чёрными скелетами деревьев, на которых хрипло орали стаи ворон.
– Значит, назревают беспорядки, причём на религиозной почве. – подвёл итог услышанному Корф. – Ах, как не вовремя, Яков Моисеевич… Ваши люди хоть смогли выяснить, кто возглавляет сие пакостное начинание?
Сообщение о готовящемся в Москве протестном шествии (оба собеседника старательно избегали слова «демонстрация») Яша получил накануне, из московского филиала своего сыскного бюро. Кое-какие сигналы мелькали и раньше, но подтверждений они не имели, а потому отправлялись в соответствующую папку на предмет изучения и анализа – когда-нибудь потом, когда дойдут руки. Но вчерашнее сообщение игнорировать было никак невозможно: руководитель московского филиала сообщал, что двадцать первого февраля, на второй день масленицы, совпадающий с церковным поминовением великомученика Фёдора Стратилата, должно состояться шествие с призывами ко всем православным выступить против творящихся близ Санкт-Петербурга адских дел. Некий монах явившийся из какого-то дальнего монастыря, с чьей проповеди должно было начаться «мероприятие», собирался объявить во всеуслышание, что в казематах Шлиссельбургского тюремного замка немецкие да еврейские учёные, давно уже свившие свои змеиные гнёзда в университетах, намереваются провертеть дыру до самой преисподней и выпустить оттуда бесов, от которых и произойдёт конец всему. Для чего в самом глубоком подвале возвели идола главного беса Бафомета, и ежедневно поливают его кровью мучеников, страдающих за народную правду узников этого страшного узилища – чтобы упомянутый идол набрался адской силы и ту дыру в земле и провертел, потому как человеческими руками сделать это никак невозможно. После того, как слушатели будут доведены до нужного градуса, проповедник кинет клич, возьмёт в руки хоругвь, и во главе толпы, к которой, как предполагается, присоединятся разогретые по случаю Масленицы неумеренным потреблением спиртного московские обыватели и всякий сброд с Хитровки, двинется на Моховую, к зданию Московского Университета – громить рассадник «жидов, немчуры и скубентов», от которых, как известно, и проистекает главный вред и погибель православному люду.
Московское жандармское управление, как градоначальник с полицмейстером, конечно, были предупреждены о готовящихся безобразиях и собирались принять жёсткие меры. Филеры шныряли по всей Москве выискивая упомянутого монаха и прочих зачинщиков беспорядков. Московский гарнизон приведен в состояние готовности, и чуть что – на улицы вместе с казаками выйдут и регулярные части, с которыми не очень-то забалуешь.
Пролистав ещё раз доклад, Корф покачал головой. Вид у него был встревоженный.
– В исполнительности генерал-майора Юрковского я не сомневаюсь. В марте восемьдесят восьмого он отлично показал себя при ликвидации вылазки террористов оттуда, – барон пошевелил пальцами в воздухе, что, вероятно, должно было означать «червоточину», через которую в Первопрестольную проникла банда вооружённых экстремистов из двадцать первого века, - Сейчас угроза иная – если я не ошибаюсь, «потомки» называют подобные вещи «эксцессами исполнителей».
– Я вас понимаю барон. – Яша согласно наклонил голову. – И тоже опасаюсь, что московский обер-полицмейстер перегнёт палку, и генерал-губернатор князь Долгоруков его в этом поддержит. И закончится дело чем-то вроде «Кровавого Воскресенья», о котором вы, надо полагать, знаете. Нам здесь такого точно не надо, в особенности – сейчас, когда господину Лерху полшага осталось до…
И осёкся – слишком уж явственно совпадали планы дяди Юли с тем, кто собирался проповедовать безвестный монашек.
– Да уж, не хотелось бы.
– барон вернул бумаги Яше. – Сегодня же отпишусь и Долгорукому и Юровскому – предупрежу, чтобы оба сдерживали эмоции и ни в коем случае не допустили кровопролития! Пусть казачьими нагайками обходятся, если уж иначе никак. Да и другие средства имеются… новые. Месяц назад в Москву целый вагон отгрузили – прямо как знали!
– То-то, что новые, Евгений Петрович. Кто с ними там управляться умеет? Разве что двое-трое из моих, да и те больше в теории…
– Пошлём наших специалистов. В Питере-то беспорядков не ожидается?
– Пока Бог миловал.
– Вот и откомандируем человек двадцать. И пусть сразу начинают обучать московских жандармов – а то приключится что-нибудь, а они только зуботычины раздавать и горазды. Пометьте у себя, Яков Моисеевич, потом не напомните…
Яша послушно полез в карман за блокнотом. Обычно барон не забывал отданных распоряжений, но тут случай был особый, не грех и подстраховаться.
– И вот что ещё… - Корф как-то особенно остро взглянул на собеседника, – Судя по вашему тону, у этой московской новости и второе дно имеется?
– Куда ж без него?
– ухмыльнулся Яша. Корф знал его слишком давно и, конечно, сразу почуял подвох. – Видите ли, барон, обер-полицмейстеру и московским жандармам известно далеко не всё. Они-то, ничтоже сумняшеся, полагают, что вся эта катавасия действительно затеяна горсткой религиозных фанатиков и этим новоявленным Гапоном, которых подогревает кто-то из Святейшего правительствующего Синода, копающий под нынешнего обер-прокурора Исидора…
– А на самом деле?
– А на самом деле, ноги у этой истории растут из хорошо известного нам с вами места.
– Снова из Англии? – усмехнулся Корф. – И почему я не удивлён?
– Именно что из Англии, Евгений Петрович. Непосредственные же исполнители - наши, российским масоны, которых усиленно окормляют с того берега Ла-Манша. Мои люди в Белокаменной совершенно точно выяснили, как деньги – и немалые, надо сказать! – выделенные на это мероприятиепопали в город, кто занимается их распределением, кто координирует подготовку. Господин Гиляровский, которого вы, барон, надо полагать, не забыли, писал мне, что по московским редакциям уже шныряют какие-то скользкие типы – раздают репортёрам, из тех, кто понетребовательнее, солидные суммы взамен обязательства освещать назревающие беспорядки вполне определённым образом…
– Масоны, говорите?
– Корф покачал головой. – Как это всё некстати… Государь как раз собирался задумался о том, чтобы обнародовать-таки сведения о «потомках», а тут такое!
– Не забудьте о о статуе в каземате Шлиссельбурга, - добавил Яша. – Сведения о ней ведь тоже откуда-то просочились, верно?
– Думаете, господа из «Золотой Зари» стараются, наследнички наших, с позволения сказать, английских друзей?
– Получается, что больше некому, Евгений Петрович. – молодой человек щёлкнул блестящим замочком портфеля. – Я вот думаю: может пора навестить господ Уэскотта и МакГрегора? Давненько мы с ними не беседовали, заскучали, поди…
– Всё же не очень понятно, зачем англичанам мутить у нас воду, да ещё в Москве? Ясно ведь, что мы это прихлопнем за один день!
– Э-э-э, не скажите, Яков Моисеевич. – Корф раскрыл перед собой бювар и принялся перебирать листки. – Москва город купеческий, дремучий, народ здесь истовый – до сих пор электрических лампочек боятся, юродивых по папертям слушают, да воскресные службы выстаивают целыми семьями. Это вам не Питер со здешним нигилизмом – здесь, если и поджигать что, так непременно на религиозную тему. А если полиция и жандармы не удержатся и прольют кровь – пожалуйста, готово дело: «»Власти стреляют в православных, протестующих против богохульных затей немцев и жидов в университетах!» Не-ет, голубчик, от такой искры так может полыхнуть, что по всей России отзовётся…