ТОЧКА ДЖИ-ЭЛ
Шрифт:
Но он всё-таки успел навести пистолет на входящего, и, повинуясь вбитому в спинной мозг боевому навыку, не опустил оружие.
Впрочем, Беркович вошёл уже с пистолетом в руке, правда, держал его не направленным на Фёдора. Увидев Пошивалова, его старинный друг улыбнулся, но улыбка была какая-то нехорошая, не улыбка Антона, которого Фёдор знал давным-давно.
— Вот это да! — воскликнул он. — Я мог бы догадаться, что ты выкинешь подобную штуку — я столько изучал твой психотип, и просто обязан был учесть, что ты слишком эмоциональная натура, даже для бывшего
— Господин Риизи! — Фёдор не хотел обращаться к этому человеку, как к Антону. — Бросьте оружие в сторону — и на колени, лицом к стене!
— Дурашка! — почти ласково сказал Брекович и начал поднимать пистолет.
"Дьявол, — лихорадочно неслись в голове мысли, — он так себя ведёт, потому что явно в бронике. Мне только в башку надо и целиться. Но стрелять в лицо Тошке, вот же дьявол!.."
Он промедлили совершенно зря, хотя понимал, что стрелять необходимо — ведь ничего он не выпытает из этих предателей, если не останется жив.
Пули ударили его куда-то в левое плечо и бок.
"Сволочь, в сердце метит", — успел подумать Фёдор, сам нажимая на спусковой крючок.
Его швырнуло на пол, но, падая, он успёл выстрелить ещё дважды и увидел, как валится навзничь, запрокинув голову тот, кто был когда-то Антоном Берковичем.
В висках стучали молотки, и Фёдор чувствовал, как кровь тёплой струёй бежит по левой стороне тела. Отключаясь, он всё-таки успел чуть приподняться и скользнуть глазами по неподвижному телу у выхода из коридора, по растерянным лицам засунутых в «коконы» предателей. Выбраться они самостоятельно отсюда не выберутся, но если сюда явится ещё кто-то из их подручных или, ещё хуже, полиция…
— Облажался, кажется, — пробормотал Пошивалов и потерял сознание.
Сильно трясло, и он понял, что его куда-то везут, возможно, на тачке. Он знал, что чеченские боевики кидали убитых или тяжело раненых российских солдат на тачки и сваливают в общие ямы. Как он в Чечне-то сейчас оказался?…
Пошивалов открыл глаза. Страшно хотелось пить, а перед глазами болталось что-то серое с блестящим прямоугольничком посередине. Когда зрение сфокусировалось, он понял, что его действительно везут куда-то, но не на тачке.
Он лежал на широком сидении минивэна, похожего внутренним устройством на санитарную машину, которая мчалась по гладкому шоссе — об этом Фёдор мог только судить по плавности хода, так как окна в машине были матово серыми. Но каждое плавное качание отдавалось болью, и это производило впечатление, что его тащат по каменистой горной тропе в тачке на железных колёсах.
Вся грудь у него была замотана-перемотана, от левой половины отходила толстая трубка, оканчивавшаяся в блестящем с разными финтифлюшками и глазками цилиндре, стоявшем на полу.
Чуть скосив глаза, Фёдор увидел сидящего через проход на откидном сидении Кира. Заметив, что раненый пришёл в себя, орханин участливо наклонился и спросил:
— Ну, как, больно?
Пошивалов кивнул.
Кир поманипулировал чем-то на стенке цилиндра, невидимой Фёдору.
— Так лучше?
Пошивалов снова кивнул, чувствуя, как боль, заливавшая, казалось, его с головы до ног, сжимается и куда-то уползает. Впрочем, она была такая большая, что сильно сжаться вряд ли могла. Одновременно захотелось спать.
Кир приоткрыл окошечко в отсек водителя и сказал:
— Элвуд, нельзя ли поскорее?
— Можно, конечно, — проворчал водитель, и Пошивалов узнал Вильямса. — Если хотите, чтобы остановила полиция. Мы же, всё-таки, конспиративная скорая помощь, я не могу включить сирену!
— Остряк! — заметил по-русски Кир, закрывая окошечко.
— Что, так плохо? — поинтересовался Фёдор, хотя как раз сейчас боли уже практически не стало.
Орханин пару секунд смотрел ему в глаза.
— Если откровенно, весьма хреново. Бочину тебе разворотило — будь здоров. Пули у этого гада оказались усиленные, хоть и стрелял он с глушителем. Да и не мог же я тебя вывозить сразу, а местных врачей не пригласишь. Хорошо я, когда сообразил, что случилось и где тебя надо искать, догадался прихватить в машину полевой реаниматор. — Он кивнул на блестящий цилиндр.
Фёдор судорожно вздохнул, борясь со сном, и боль снова зашевелилась в груди.
— Да и так, если бы мы опоздали минут на двадцать — хана бы тебе, парень, прямо говорю. И сейчас тебя придётся вывозить туда, — Кир показал пальцем в потолок минивэна, — здесь не выходить. Надо только подальше от города отъехать, а то челнок скрытно не сядет, сам понимаешь. Хорошо уже темнеет. А нам ещё надо вывезти этих субчиков в надёжное место — они же наши "вещественные доказательства". Заварил ты кашу, скажу тебе.
— Сильно накажут? — спросил Пошивалов плохо слушающимся языком.
Кир усмехнулся:
— Я бы тебя наказал, ох как наказал! Но тебя, скорее всего, даже наградят…
— Посмертно! — пошутил Фёдор.
Кир снова усмехнулся и осторожно потрепал его по колену:
— Выживешь, солдат, выживешь. Будешь как новенький. Вообще ты, конечно, хотя и вопреки инструкциям и дипломатическим нормам, сделал большое дело. Без твоего "нарушения правил" мы бы ещё чёрт знает сколько, блуждали в потёмках.
— Но как они умудрились людей завербовать? — Фёдор говорил всё тише.
— Клоны, понимаешь, дружище, клоны! Вот зачем им нужен был экипаж того корабля. А нам ещё предстоит выяснить, как они научились в мозги так залезать, что, фактически, туда своих пересаживают. Это сейчас новая проблема, но теперь-то мы хоть точно знаем, в чём дело. Конечно, жаль, что ты своего бывшего друга завалил — прямо в лоб ему впечатал, снайпер…
Пошивалов вдруг всхлипнул. Кир по-своему истолковал это.
— Фёдор, ты не переживай, ты не своего друга убил, он уже не был им.