Точка невозврата. Лед и вода

Вреденеева Мика

Небо звало его. Тихо, почти незаметно. Он привык не обращать внимания на этот еле слышный зов. Но иногда хотелось остановиться и позволить себе ощутить причастность к чему-то намного большему, чем все то, что окружало его здесь.

Микаэль говорил, что когда-нибудь ему, Владу, будет позволено уйти туда. Вверх. В переливающиеся алыми, желтыми, серыми, зелеными и голубыми красками небеса. Прекрасные до комка в горле. До остановки дыхания. До дрожи в руках…

Но пока он был здесь. Потому что так нужно. Потому что в этом заключался его долг.

Микаэль был доволен Владом. Кот отлично слышал Зов так, как наделенный абсолютным слухом

музыкант различает мельчайшие нюансы композиции. Мало кто из серокрылых мог похвастаться подобным чутьем. Влада почти никогда не терзали сомнения в том, что должно сделать. И он ни разу за все эти годы не ошибся. Даже в самом начале. Образцовый серокрылый. Если бы не одно «но». Как говорил Микаэль: «Такое чувство, что ты слышишь Зов ушами, а не душой. В тебе есть пустота, которая не дает пойти выше». Влад понимал и не понимал эти слова. Он сам знал, что чего-то не хватает. Но не мог понять, чего именно.

Стемнело, как всегда, быстро. Но Кот по-прежнему сидел и смотрел в теперь уже темно-фиолетовое бархатное небо с маленькими сверкающими крупинками звезд, желая запомнить его надолго.

Вскоре им предстояло вернуться на гражданку. Сослуживцев ждал заслуженный отдых. А Кота – смена условий работы и непрекращающееся ощущение «дня сурка». Не то чтобы это было неприятно, ведь это счастье, когда ты своими действиями создаешь нечто хорошее или помогаешь хорошему задержаться в мире подольше. И все же… Все же иногда накатывала тоска. Черная хмарь, застилающая солнце. Ничем не объяснимая.

– Хандришь? – Лис как всегда подошел неслышно. Сел на скалу рядом с командиром.

– Думаю.

– О чем?

– Просто, – пожал плечами Влад.

– Тебе Чуд приглашение вручил?

– Да.

– Пойдешь?

– Нет.

– Как обычно. Но вообще лучше бы ты сходил. Парень в тебе души не чает. Для него это действительно важно. Ты его кумир.

– Не говори глупости. Ты все знаешь.

– Знаю. Но какая тебе разница? Все равно этот сон приснится не сегодня, так через неделю. Пораньше отмучаешься, а Славке подарок сделаешь. Парень извелся совсем. Несколько раз уже просил меня с тобой поговорить. Я не вмешивался, когда речь шла о других свадьбах, но без тебя эта не состоялась бы вообще.

– Это не я. Это Зов. Не мне тебе объяснять, в чем разница.

– Ты это Славке объясни. Он, как и остальные, про твой Зов ни сном, ни духом. Для него, как и для остальных парней, ты – живой талисман, приносящий удачу, и наш ангел-хранитель. В последнем они почти не ошибаются, вот только сами об этом не знают.

Влад не ответил, продолжая смотреть на звездное небо. Он не любил свадьбы и старался на них не ходить, потому что именно там с особенной ясностью чувствовал себя чужаком. Вымученно улыбался и даже произносил вполне годные тосты, а потом всю ночь глушил на кухне водку, пытаясь напиться так, чтобы не приснился ЭТОТ сон. И хоть бы раз помогло. С Микаэлем говорить об этом было бесполезно – архангел пожимал плечами и говорил, мол, если снится, значит, надо. Наверняка он знал ответ, но не хотел его озвучивать.

ЭТОТ сон снился не только после свадеб, но после них он был особенно тягостен. Память о последних секундах смертной жизни и лицо единственного человека, которого он пытался, но не смог спасти.

***

Почти два дня во взводе Котомина царил полный покой. В отсутствие Дункана никто не ссорился. Даже мелкие пикировки проходили беззлобно, в формате легкого подтрунивания. Влад начал

подумывать о том, что хорошо бы почаще отправлять буяна на губу, благо он старательно давал поводы. Правда, сильно омрачало жизнь понимание, что Зов чернокрылого ничего хорошего взводу не сулит. Впрочем, не в первый раз и вряд ли в последний.

К исходу вторых суток стало скучновато.

Влад лежал на койке и просматривал новости на экране смартфона. Селедка и Снег играли в шахматы. Остальные ушли в тренажерный зал.

Накануне 9 мая интернет был полон хрониками Великой Отечественной войны. Кот лениво пролистнул пару статей. Все это он знал лучше, чем авторы опусов. Случайно взгляд зацепился за подборку военных фотографий. Влад не любил вспоминать те дни, но иногда испытывал что-то вроде легкой ностальгии – ровно до такой степени, чтобы потратить пару минут на просмотр работ военкоров прошлого века. Одна, вторая фотография, а потом…

Увидев очередной снимок, Кот побелел как полотно, а пальцы с такой силой сжали смартфон, что корпус жалобно заскрипел. Через силу заставил себя нажать на фото и прочитать подпись. Прочитав, не удержался и вскочил с койки. Заходил по шатру, бормоча под нос: «Сорок третий… Сорок третий… Как же…»

– ЛИС! – услышав вопль Кота, Селедка подпрыгнул и опрокинул стол. Снег машинально ухватил с доски ферзя, так и застыл с ним в руке.

– Командир, ты чего? – сказали они синхронно.

– Где Лис?! Где он?! – не дожидаясь ответа, Влад выскочил из шатра.

***

Так больше не могло продолжаться. В этот день наступил предел, и что-то сломалось в душе серокрылого. Вряд ли тому виной была старая фотография. Было и прошло – какая разница? Случившееся не в этой жизни значения иметь не могло. Да и не случилось ничего, если разобраться. Обычная смерть, как у всех серокрылых и чернокрылых.

Фотография. Старая. Нерезкая. Никакой исторической ценности не представляющая. Две худенькие девушки с изможденными лицами. «1943 год. Ленинградская область». Никаких подробностей. Только дата и место. Семьдесят три года прошло. Поди разберись, кто, где и когда был. Даже если и был. Зачем все это нужно? Что с того, выжила она или нет? Сколько ей тогда было? Семнадцать? Восемнадцать? Значит, сейчас девяносто. Вряд ли она дожила до столь преклонного возраста, а 1943 – далеко не конец войны. Выжить там, в 1942, не означало дожить до сорок пятого. И кого, спрашивается, искать? И, главное, зачем?

Допустим, он найдет ее. Допустим, она жива. Что дальше? Как поставить точку? Как прервать этот непрекращающийся кошмар? Встреча ничего не изменит. Та девушка осталась в 1942 году. Неважно, мертвая или живая. А он здесь, в 2016.

Влад снова стоял на краю обрыва. Сейчас он уже не смотрел на небо, не слушал его зов. Он смотрел вниз, на камни далеко под ногами и малодушно прикидывал, каковы у него шансы умереть окончательно, шагнув с края вниз. Он больше не мог ТАК. Эта чудовищная пустота разрывала душу на мелкие клочки, пожирала ее. Фотография уничтожила последний оплот сопротивления – равнодушие. В небе, в воде, в желтом и сером песке, просто в воздухе – везде он видел невыразимо синие испуганные глаза. Образ девушки преследовал серокрылого, наполняя все его существо беспросветной тоской. Невыносимо. Этому невозможно было противостоять, от этого не получалось убежать и даже забыть не выходило. Вместе с тем не удавалось понять, отчего возникла эта пустота, что пошло не так, если все шло своим чередом?