Точка невозврата.
Шрифт:
– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй! – вторили ему паломники и притихший, замерший в ожидании, священный Иерусалим.
В Севастополь Смирнов ехал в маршрутном такси, он сидел у окошка. За окошком, растворяясь за его спиной, проносились мимо растущие вдоль дороги деревья, мелькали постройки, медленно проплывали поросшие растительностью горы. Кое-где высвечивались обнаженные скалы, выставляя напоказ свои огромные камни. Иногда казалось, что нависшие над дорогой тяжелые валуны готовы вот-вот сорваться и кинуться в погоню за пронесшимся
Смирнов подумал о жене. Дорога снова навеяла грустные воспоминания. Перед глазами поплыли картины из тех странных, пугающих своей необъяснимостью событий прошлого.
Женился он на Марии, когда ему было уже под тридцать. Мария была красавицей. Многие матросы и офицеры мечтали о такой жене, как она. Но она выбрала его, тогда он еще был капитан-лейтенантом. Их отношения складывались прекрасно. Только одно томило не столько самого Смирнова, сколько Марию: четыре года у них не было детей. На пятый год она забеременела, и казалось, что ее счастью не будет конца. Она сияла, как солнышко, от восхода и до заката. Несмотря на то, что беременность протекала нелегко, она была счастлива. Глядя на нее, был счастлив и Смирнов. Девочка родилась в срок, но счастье материнства длилось не долго: не дожив до полугода, девочка умерла.
Смирнов попытался отогнать мысли, ему не хотелось сейчас вспоминать то, что происходило после ее смерти. Эти воспоминания разрывали Смирнову сердце, ведь он готов был тогда покинуть этот бренный мир, вслед за ушедшей дочерью, лишь бы не видеть, как мучилась и страдала его жена. Но мысли не отступали.
Время на Земле не остановилось, оно бежало своим неуемным бегом, оставляя в прошлом все без сожаления. Время не лечило Марию, рубец на ее сердце не заживал, а наоборот разрастался. Каждый день она заново переживала день, принесший ей горе. Она ходила чернее ночи, неделями молчала, таяла на глазах. Ее красота увядала, и казалось, что скоро наступит конец ее земным страданиям, наступит развязка. Смирнов не мог ничего поделать. Его уговоры, подумать о себе и продолжать жизнь дальше, не действовали на Марию. Ночью она почти не спала: ложилась за полночь, и вставала ни свет ни заря. Иногда по утрам Смирнову удавалось вытянуть ее на прогулку, и они ходили к морю. Так прошло полгода.
И вот однажды, в одно прекрасное утро, которому Смирнов был чрезмерно благодарен уже двадцать лет, произошло такое, что больше походило на сказку. То, что произошло тем утром, вернуло жизнь его любимой жене и наполнило смыслом его существование.
Автобус подпрыгнул на ухабине, водитель притормозил, пропуская проходивших через дорогу коз. Смирнов отвлекся от своих воспоминаний, посмотрел в окно. Вдалеке виднелось море, – море, подарившее его жене еще десять лет счастливой жизни.
В то утро, чуть забрезжил рассвет, они вышли из дома и направились к морскому берегу. На горизонте, над слегка волновавшимся морем, узкой пурпурно-розовой полосой сияла восходящая зорька. Утро обдувало освежающей прохладой, легкий ветерок, играя листьями деревьев, создавал мелодию нового дня. Народ, уставший от ночных похождений, еще спал. Пляж был пустынен. Даже не верилось, что пройдет еще два-три часа и на морском побережье будет негде упасть яблоку.
Они шли вдоль берега по песку, держась за руки, молчали.
Смирнов часто вспоминал те мгновения. Утро было чистым, и побережье проглядывалось вдаль на значительное расстояние. Они прошли вдоль берега, повернули обратно, и тут Смирнов увидел какое-то чудо. На берегу, в десяти метрах от воды, на том месте, по которому они проходили несколько минут назад, сидела маленькая девочка. Она сидела на песке, над головкой ее светилось сияние в виде ажурного венка из разноцветных лучей. Смирнов с Марией подбежали к девочке. Мария присела перед ней и заглянула в ее глаза. Девочка засмеялась. Засмеялась звонко. Марии показалось, что само море тоже ответило ей смехом. Мария улыбнулась, поглядела на мужа.
– Откуда здесь это чудо? – воскликнула Мария с удивлением. – Две минуты назад мы здесь проходили.
Смирнов пожал плечами и внимательно поглядел вокруг. Повсюду на сухом песке были видны нечеткие следы, оставленные людьми со вчерашнего вечера.
Четче всех были видны две пары следов, тянувшиеся вдоль берега, это были их следы – его и Марии. Капитан посмотрел на мокрый песок, туда, где накатывали на берег невысокие волны. Ему вдруг на мгновение показалось, что он увидел четкие глубокие следы, ведущие в море. Смирнов хотел подойти ближе, но в этот момент накатила новая волна. Когда она сошла, никаких следов уже не было. Море размыло их и унесло в таинственные глубины.
«А были ли они вообще? – подумал Смирнов. – Наверное, мне почудилось».
Смирнов взял девочку на руки. В кармашке ее розового платьица с рисунком моря, в котором плавали разноцветные рыбки, лежала записка.
Автобус опять подпрыгнул. Смирнов поглядел в окно. Лента извилистой дороги лежала между гор, и микроавтобус, петляя по ее завиткам, подставлял попеременно свои бока палящему в небе солнцу. Смирнов оторвал взор от бокового окошка и поглядел вперед на дорогу, через лобовое стекло маршрутки. Он больше любил быть пассажиром, ему нравилось ехать не напрягаясь, не глядя на знаки, нравилось просто ехать, разглядывая проносящиеся за окном пейзажи и предаваясь мечтам и воспоминаниям.
Смирнов не сразу понял, что мелодия из передачи «В мире животных», внезапно зазвучавшая где-то рядом, исходила из его телефона. Звонил Можейко.
– Да, уже в дороге, – произнес Смирнов, – думаю еще с полчаса.
– Я тебя встречу, – сказал старпом.
Спустя полчаса Смирнов вышел из маршрутного такси на перекрестке улиц Ревякина и Курортной, недалеко от автовокзала. Можейко стоял в тени, прячась от палящего солнца. Он был одет в белые шорты и бежевую футболку, под которой выделялся появившийся у него небольшой живот. Смирнов заметил это издалека. Друзья обнялись.
– Я смотрю, ты раздобрел, Паша. – Смирнов улыбнулся, слегка похлопал Можейко по животу.
– Стареем, брат, стареем, – Можейко обнял друга. – Наши годы летят… Хотя ты, я вижу, не изменился. – Старпом обернулся и, глядя вслед проходящей по тротуару молоденькой фигуристой девушке, как-то обреченно выдохнул: летят, брат… ох как летят! Смотри, какие красавицы ходят. Сбросить бы годков тридцать!
Смирнов улыбнулся.
– А ты, каким был, Семеныч, бабником, таким и остался. Не зря говорят: «Горбатого могила исправит». Даже лежа на смертном одре, будешь на девок оглядываться.
– Буду, если только смогу голову в их сторону повернуть… Ну, что? Я думаю, сейчас пойдем ко мне. Посидим немного, там моя Наталка уже стол накрыла, а потом пойдем, прогуляемся, к морю сходим.
Дом старпома, расположенный по улице Углицкой, стоял в уютном тихом дворике. Идти до него было недалеко – десять минут ходу.
Дверь открыла жена старпома Наталья, миловидная невысокая женщина лет сорока пяти, с округлившимися в меру формами.
Она слегка постарела, у глаз, когда она улыбалась, отчетливее, чем прежде, вырисовывались морщины, но это ее не портило. Ее открытая улыбка навсегда привязала к себе Можейко, Смирнов об этом знал. И хоть Паша, как и все нормальные мужики, заглядывался на женщин, он был ей верен. Всегда думал о ней, дарил ей цветы, спешил увидеться даже после короткой разлуки.