Точка отсчета
Шрифт:
Пограничный патруль выделил нам вертолет «Белл джет-рейнджер», который находился неподалеку от Ричмондского международного аэропорта. Люси хотела отправиться за ним сразу же, чтобы без промедления вылететь в Нью-Йорк, но я сказала, что об этом не может быть и речи, потому что в Нью-Йорке нам просто негде остановиться. Мой план заключался в том, чтобы уже утром предупредить администрацию «Кирби» о нашем визите. И не просить принять нас, а именно поставить в известность. Марино, заявившийся около десяти вечера, предложил составить нам компанию, но я об этом не
— Никаких копов.
— Ты просто рехнулась.
— А если бы и так?
Он опустил голову и уставился на свои изношенные, разбитые кроссовки, которые так ни разу и не получили шанса выполнить свою изначальную функцию.
— Люси ведь почти что коп.
— В данном случае она мой пилот.
— Ха.
— Я сделаю все по-своему.
— Черт возьми, док. Не знаю, что и сказать. Не представляю, как ты еще можешь что-то делать.
Он поднял на меня усталые, налитые кровью глаза, в глубине которых таилась боль.
— Я хочу сам отправиться туда, потому что хочу найти этих сволочей. Бентона подставили. Ты еще не знаешь, да? Бюро только что получило запись разговора. Какой-то парень позвонил им во вторник в четверть четвертого. Сказал, что у него имеется некая информация по делу Шепард, но он отдаст ее только Бентону Уэсли. Они ответили ему обычной песней, мол, да, конечно, все так говорят. Но тот парень сказал, что будет говорить только с Бентоном, а потом добавил следующее: Передайте ему, что это касается одной странной женщины, которую я видел в больнице округа Лихай. Она сидела за столом неподалеку от Келли Шепард.
— Черт!
Ярость уже стучала в виски, и я не могла сдерживаться.
— Насколько мы знаем, Бентон позвонил по телефону, номер которого оставил этот информатор. Платный телефон возле того склада. Наверное, Бентон отправился на встречу с ним, с этим психом, напарником Кэрри. Наверное, и не подозревал, с кем имеет дело, пока...
Я вздрогнула.
— Ему приставили пистолет к спине или нож к горлу. Надели наручники. Да еще и замкнули их на ключ. Почему? Потому что знали, с кем имеют дело. Обычно полицейские только защелкивают наручники, и если у задержанного есть булавка или что-то в этом роде, он может сдвинуть собачку и освободиться. Но замок без ключа не откроешь. Наверное, тогда Бентон и понял, с кем имеет дело.
— Все. Хватит, — сказала я. — Иди домой. Пожалуйста.
У меня разболелась голова. Начиналась мигрень. Она всегда начиналась с шеи и головы, потом добавлялась тошнота. Я проводила Марино до двери, зная, что обидела его. Марино переполняла боль, и он не мог выплеснуть ее, стреляя в тех, кого назвал сволочами. И еще он не умел выражать свои чувства. Может быть, даже не умел их распознавать.
— Знаешь, он ведь не умер, — сказал Марино, когда я открыла дверь. — Не верю. Я этого не видел и потому не верю.
В саду стрекотали цикады, и мошки кружились возле лампы над крыльцом.
— Его скоро привезут домой, — сказала я с твердостью, удивившей меня саму. — Бентон мертв. Не отбирай его у меня. Дай мне принять его смерть.
— Он
Если бы. Но в том-то и дело, что люди уходят так легко. Версаче возвращался домой, купив кофе и журналы, и не дошел. Леди Ди не пристегнула ремень безопасности.
Марино уехал, и я закрыла дверь. Включила сигнализацию, что уже вошло в привычку. Вернулась в гостиную. Свет был погашен, Люси лежала на диване и смотрела телевизор. Я села рядом и положила руку ей на плечо.
Мы не разговаривали. Шел документальный фильм о гангстерах в период раннего Лас-Вегаса. Я гладила Люси по голове и думала о том, что у моей племянницы жар. Какие мысли бродили в ее голове? Меня это беспокоило. То, что происходило в ее мозгу, всегда оставалось для меня загадкой. Мысли Люси не поддавались интерпретации ни с помощью психотерапии, ни с помощью интуиции. Я поняла это, еще когда она была ребенком. Люси говорила о второстепенном и умалчивала о главном. Меня беспокоило то, что она больше не упоминает о Джанет.
— Нам завтра рано вставать, мадам Пилот, так что давай ложиться.
— Я, наверное, посплю здесь.
Люси подняла пульт и выключила телевизор.
— В одежде?
Она пожала плечами.
— Если успеем в аэропорт к девяти, позвоню в «Кирби» оттуда.
— А если они откажутся нас принимать?
— Скажу, что уже в пути. В Нью-Йорке сейчас у власти республиканцы. Если понадобится, обращусь за помощью к моему другу, сенатору Лорду, а уж он выведет на тропу войны мэра и председателя комиссии по здравоохранению. Не думаю, что администрации «Кирби» это нужно. Лучше уж принять таких гостей, как мы.
— У них там, случайно, нет ракет «земля — воздух»?
— Есть. Их называют пациентами, — сказала я, и мы рассмеялись.
Впервые за несколько последних дней.
Не знаю почему, но спала я хорошо и проснулась только в шесть утра, когда зазвонил будильник. Раньше мне редко удавалось уснуть до полуночи, и теперь я восприняла сон как намек на исцеление, на некое возрождение, в котором отчаянно нуждалась. Депрессия была покровом, через который начала просвечивать надежда. Я собиралась сделать то, что отвечало бы ожиданиям Бентона, то, что он понял бы и одобрил. Я собиралась сделать это не для того, чтобы отомстить за него.
Бентон всегда стремился защитить других: Марино, Люси, меня. И от меня он ждал бы того же: чтобы я защитила жизни тех, кого знаю и кого не знаю, тех, кто, ни о чем не догадываясь, работал в больницах и снимался в рекламных роликах и кто был приговорен к ужасной смерти чудовищем, в чьих глазах их красота воспламенила зависть.
Люси отправилась на пробежку, и, хотя мне не очень нравилось, что она одна, я успокаивала себя тем, что у нее с собой пистолет. Мы не могли допустить, чтобы жизнь остановилась из-за того, что Кэрри сбежала из психбольницы. Уж лучше умереть, продолжая жить по-прежнему, чем затаившись от страха.