«Точка отталкивания»-1
Шрифт:
Из показаний потерпевшего Рукинова:
— Сержант милиции с возгласом «Люблю клиентов с «дипломатами»!» пригласил меня зайти в комнату милиции. Пройти туда я не отказывался, но, несмотря на это, был втащен за рукав пиджака. Я заявил протест и потребовал вызвать дежурного офицера или врача, так как я находился в трезвом состоянии. На мое требование сержант не отреагировал и вызвал машину из вытрезвителя. Прибывший сопровождающий из вытрезвителя взять меня отказался, сказав, что не видит для этого оснований. Обругав сопровождающего нецензурной бранью, сержант пообещал устроить мне «хорошую жизнь», заявил, что он передавил бы всех интеллигентов,
Итак, вчерашние солдаты становились на путь совершения преступлений. При этом высвечивалась еще одна проблема, связанная с подбором и комплектованием кадров, которую мы в упор не хотели видеть.
Есть у нас социальное расслоение, есть, никуда от этого не денешься. Кто-то живет лучше, кто-то хуже и не всегда потому, что одни — коррумпированные чиновники, а другие — честные рабочие и служащие Уровень жизни в столице достаточно высокий; министерств, ведомств, различных научных и учебных заведений предостаточно. Живут и одеваются «совслужащие» неплохо. Каково же видеть их, преуспевающих, возвращающихся домой (пусть даже и в подпитии), молодому парню, который и в прошлой-то своей, нестоличной жизни мало хорошего видел, а в нынешней перспективы на будущее видит весьма туманно? Нет, совсем не случайным был приведенный выше диалог потерпевшего Рукинова с задержавшим его на станции метро «Площадь Ногина» милиционером...
СЛЕДСТВИЕ
Принимавший участие в избиении Астафьева милиционер Лоза родился и вырос в небольшом селе на Днепропетровщине. Окончил среднюю школу, но большими способностями не блистал Не лишенный честолюбия, мечтал о поступлении на учебу в юридический институт. Немного проработал в колхозе и был призван на действительную военную службу. После демобилизации домой возвращался через Москву. На Курском вокзале с ним заговорили «вербовщики» столичной милиции, и так он оказался в 5-м отделении.
Позже на допросах Лоза рассказывал:
— Во время работы с Лобовым я понял, что у них сложилась система по ограблению задержанных, которых условно называли «карасями», а отобранные деньги — «фанерой». Среди милиционеров бытовала фраза: «Поймать в сети карася и отобрать фанеру». Лобов стал обучать меня приемам обирания задержанных. Позже предложил попробовать самому...
Лоза попробовал, как и многие другие. Не подчинялись ему — бил. Служба ему нравилась... И не так даже служба, как форменная одежда — она у него всегда была «с иголочки». Особенно любил носить до блеска начищенные сапоги и заправленные в них, плотно облегавшие ноги брюки. Задержанных бил только излюбленными ударами: один — в живот, другой — ребром ладони по шее. Когда потерпевший падал, гордо отходил в сторону и за остальным наблюдал со снисходительной ухмылкой. Кого же копировал этот несостоявшийся юрист? Неужели мы верим в то, что палачи тридцать седьмого года исчезли бесследно? Они были среди нас тогда, сеть кандидаты в них и сегодня.
Все проходило безнаказанно и даже тогда, когда исход избиения был трагическим. Одного из задержанных на станции метро «Пролетарская» отделали так, что испугались сами. На место выехал заместитель Баринова. Избитого доставили в 68-ю горбольницу и оставили без оказания медицинской помощи до утра. За это время у него развился перитонит. Запоздалая операция не помогла...
Да, это именно та, печально известная москвичам, 68-я городская больница, так называемая «спецтравма». Свозили в нее круглосуточно травмированных лиц в нетрезвом состоянии. Где и как человек получил травму,
Известного советского ученого, доктора юридических наук, профессора В. ограбили недалеко от станции метро «Ждановская». Шел он домой после официального приема, где выпил бокал шампанского. Обмыв дома окровавленное лицо, со следами повреждений он пришел в отделение милиции, обеспечивающее охрану общественного порядка в районе станции.
Ограбленного тут же посадили в патрульную машину и стали возить по району с целью поиска преступников. Безрезультатно! Вернулись обратно, но теперь уже в опорный пункт милиции, и началась обработка.
— Очень быстро,— пояснял впоследствии В.,— я понял, что от меня добиваются одного — отказаться от заявления об ограблении. Я все-таки юрист, и такое предложение возмутило меня... Своего возмущения я не скрывал. Часа через два мне доброжелательно разъяснили, что нужно произвести судебно-медицинское освидетельствование. Последнее было естественным, и я согласился. Если бы я знал, какой кошмар впереди!..
В. привезли в 68-ю больницу. Он ждал, когда его осмотрит специалист, но ему заломили руки и стали вытряхивать содержимое карманов. Партбилет швырнули на стол, как ненужную бумажку. В. пытался хоть этим усовестить обыскивающих. В ответ услышал такое, что и пересказывать подобное стыдно.
— Но это были цветочки,— продолжал свои показания В.— Меня раздели, приподняли со стула и забросили в какое-то отверстие. По желобу я скатился в помещение без окон с искусственным освещением. Двое в белых халатах усадили иа стул, перетянули одну из рук жгутом, и ко мне стал приближаться человек со шприцем в руках. Животный страх охватил меня, но тут к нам подошел четвертый (как я понял, врач) и, успокаивая, сказал, что только возьмут кровь для определения степени алкогольного опьянения. Я не мог не подчиниться. Когда со мной остался один врач, я обратился к нему, взывая к совести, назвал себя. Видимо, врач был хорошим и порядочным человеком. Он объяснил, что помочь ничем не может, но здесь недалеко есть телефон, и он дает мне пять минут на звонок домой или знакомым. Только это и спасло меня. Через полчаса в больнице была жена с друзьями...
На следующий день В. был принят В. В. Найденовым. По личному указанию заместителя Генерального прокурора СССР началась проверка, но она ничего не дала. С одной стороны, был ученый с безупречной репутацией, с другой — все причастные к этой истории должностные лица и исполнители. Вывод сделали однозначный: может быть, потерпевший и говорит правду, но где доказательства? Нет доказательств. Да и быть не должно. Наша милиция безупречна.
Так ли? На почве безнаказанности процветало пьянство. Пример подавали многие офицеры. Сам Баринов пил в рабочее время, пил после работы. По рассказам подчиненных (в том числе технических работников), с утра к нему в кабинет боялись заходить. Проследив, когда дежурный сбегает в магазин и вернется обратно, выждав некоторое время, говорили друг другу, что «шеф» уже' опохмелился и можно идти подписывать бумаги.
Однажды вечером Баринов позвонил дежурному:
— Саша, мне нужно пять штук,— и бросил трубку.
Что он имел в виду? Указание начальника расшифровывала вся дежурная часть отделения милиции. Учитывая, что Баринов празднует 8 Марта у знакомой, зная его наклонности, единодушно решили, что нужно пять бутылок водки. Купили их за счет денег, полученных от реализации штрафных талонов, выписанных за нарушение общественного порядка. Гнев и возмущение Баринова были беспредельны. Ему, оказывается, нужны были цветы — пять букетов. Отругав на чем свет стоит водителя дежурной автомашины, водку он все же забрал.