Точка росы
Шрифт:
Викторенко перебирал разговор с Анатолием: почему он ни словом не обмолвился о матери? Неужели ни разу не зашел к ней? Вспомнил последнее письмо из Андреевки. Мать писала, что деньги получила, но никого не могла нанять для ремонта хаты, а хитрую лисицу, которая каждый день таскала по одному цыпленку, выследил сын соседа.
«Милая мама, ты вправе обижаться на непутевого сына. Приеду и сам займусь твоей хатой. И не деньги приковали меня к Северу, как судачит соседка, а клятая работа захватила целиком».
В вахтовом автобусе вместе с Викторенко утром на стройку отправился и Смурый. Перед выходом из балка он еще раз
Они молча начали обход цехов. Смурый внимательно приглядывался к агрегатам и приборам. Вел себя не как посторонний наблюдатель, а как настоящий хозяин производства. Старался разобраться в оборудовании без чужой подсказки.
— Я поднимусь к диспетчеру, — сказал Викторенко. — Пойдешь со мной?
— Поброжу здесь еще.
На лестнице Викторенко обратил внимание на сутуловатую фигуру в ватнике. Спускавшийся человек показался знакомым. Широким блином светилось лицо. Маленькие глазки, затененные рыжими бровями, смотрели затравленно.
— Вот и встретились, Егор Касаткин. Не ошибся ты — земля действительно круглая.
— В самом деле круглая, — сварщик испуганно дернул головой.
Лунев, назначенный вместо Малоземова начальником областного управления по добыче газа, вызвал Викторенко в Игрим для встречи комсомольского отряда. Иван обрадовался — несколько дней не будет видеть Смурого. И вот он снова шагал по широкой улице своей «Венеции». Казалось, под ногами тот Hie самый скрипучий снег, тот же знакомый, хорошо изученный поселок с теми же самыми чахлыми березками. Но навстречу, будто обгоняя друг друга, спешили новые двухэтажные дома.
Иван без труда угадывал работу Гордея Завалия и его бригады. Что ни дом, то свои крылечки. У одного спущенные резные полотенца и такие же фасонистые наличники на окнах. У других застекленные тамбурочки с острыми крышами. Под каждой на цепях висит большой фонарь. Выкрашенные масляной краской в яркие, броские тона, дома как будто улыбались, поблескивая рядами протертых окон.
Тепло красок скрашивало хмурый день. Невольно забывалось, что черные тучи сократили и без того короткий зимний декабрьский день.
Викторенко никого не предупредил о прилете: хотелось походить одному. Каждый дом, березка по-своему напоминали: здесь он жил, работал. Здесь состоялось его знакомство с новой землей, ее открытие. Но разве только его одного? Всего отряда, каждого парня в отдельности. Сейчас он мог признаться, что соскучился но ним. Письма письмами, но они никогда не заменят живого общения и удивительной теплоты встречи.
Иван минуту помедлил и размеренным шагом направился к реке. Пройдя всю длинную улицу, остановился перед высокими сугробами. Долго смотрел напряженно в сторону бывшего пожарища. Стоило ему на секунду смежить веки — выступали слезы. Показалось: перед ним Лариса. Вышла незаметно легкой походкой, живая, счастливая. Украдкой прижала палец к губам и тихо прошептала: «В воскресенье! Ты слышишь, в воскресенье!»
Нетерпеливо шагнул к сугробам. За сугробами оказалась продутая, ровная полоса. На твердом насте заметил следы. Они заставили его поверить, что минуту назад стояла Лариса и теперь манит его за собой. Шагнул в след валенками и, проминая наст своей тяжестью, убедился, что это следы женщины.
Викторенко не знал, что до метели на пожарище ходила Золя Железкина. Она так и не примирилась с нелепой смертью подруги.
Узкая полоска скоро кончилась, снова взметнулись высокие сугробы. На их вершинах волчками кружился взвихренный снег. Новая преграда не остановила Викторенко. Он долго еще торил целину, сбивал сугробы, пока не выбился из сил. Повернул в сторону жилья — и почудился голос: «В воскресенье! Ты слышишь, в воскресенье!» Он заторопился к лесной тропе, споткнулся и упал, не в состоянии отдышаться.
В поселок Викторенко возвращался угнетенный. Напрасно он думал, что время снимет сердечную боль. Ругал себя за нерешительность, за то, что не уберег любимую.
Неожиданно оказался перед знакомым теремком. Высокая острая крыша, как сабля, рассекала снежный намет пополам. Крыша не давила, крыльцо с резными балясинами казалось невесомым, а окна гармонично вписывались и размер сруба.
Викторенко представил, как встретит его Юля Зимница, теперь уже Лебедушкина, он наконец увидит их карапузов. В письмах Юля не могла нахвалиться малышами. Но каково было его разочарование, когда дверь оказалась закрытой.
Стал думать, к кому бы направиться, чтобы обсушиться и согреться. Вспомнил, что стоит перед домом, где получил комнату Виктор Свистунов. Но и здесь хозяина не оказалось.
— Иван Спиридонович, вы Свистуновым не стучите, — из соседней двери выглянула соседка. — Ни Виктора, ни Тоси нет дома. Сейчас все комсомольцы в колготе.
— В чем, в чем?
— Ну делом заняты! — Женщина о удивлением посмотрела на Викторенко. — Отряд должны встречать. Комсомольцы летят к нам!
Ну, конечно же, его хлопцы готовятся к встрече. Их отряд был первым. А сейчас спешат другие парни, вчерашние школьники и пэтэушники, чтобы включиться в настоящую работу.
— Иван Спиридонович, — окликнула женщина. — Посидите минуту, пока я в магазин сбегаю. Хлеб у меня кончился. — Она смущенно улыбнулась. — Как под наседку, волокут мне своих крикунов при нужде. Кормить время подошло, кинулась, а у меня хлеба ни крошки.
— А Лебедушкины тоже оставили своих мальчуганов?
— Старшего Юля с собой прихватила. А младшенький с моими погодками колготится. Ванечка — шустрый топотун.
Викторенко разделся, вошел в комнату и почувствовал себя Гулливером. Не знал, где ступить, чтобы не раздавить разбросанные всюду игрушки. Малыши с интересом поглядывали на незнакомого дядю, а лупоглазый карапуз в синих ползунках заревел.
Викторенко в смятении посмотрел на карапуза. Потом осторожно подхватил его на руки. Малыш затих, прижался горячим тельцем. А его маленькие ручки, перетянутые в запястьях, принялись обследовать дядин костюм.
И другие малыши расхрабрились. Со всех сторон окружили незнакомца, а самые смелые пытались вскарабкаться к нему на колени. Викторенко, не зная, чем занять ребятишек, по очереди подносил к каждому свои часы, давая послушать. Ребятишки весело смеялись. Взрослый дядя вспомнил, как умел гудеть паровозом. Сложил ладони, и в комнате раздался паровозный гудок. Он опустился на колени и пополз по ворсистому ковру. Малыши без приглашения поползли следом, весело вскрикивая.