Точка росы
Шрифт:
Ветер переметал сыпучий снег, и он тонкими косичками струился между застругами, шаркая по насту. Пирцяко Хабиинкэ повернул щеку, и по новому ожогу понял, что мороз становился злее. Натянул чехол на карабин и поставил его около входа, чтобы не запотел в тепле.
Бригадир отвернул полу нюка и шагнул в чум. Собака подняла голову и сладко зевнула. Около нее завозились щенки.
Пирцяко Хабиинкэ сел на постель из теплых оленьих шкур. Толкнул в бок жену.
— Замерз?
— Мало-мало есть!
Жена захлопотала около листа железа. Приготовилась разводить
Женщина вышла из чума и открыла клапан мокодана. Дым костра сразу рванул вверх, в дырку, опаливая черные концы шестов.
Висевший на крюке закопченный чайник скоро недовольно забормотал. Из короткого носа вырвался пар, крышка начала весело пританцовывать.
Пирцяко Хабиинкэ пододвинул низкий стол. Жена поставила перед ним миску с жирными оленьими ребрами и большую чашку.
— Ты забыла, однако, что в чуме два мужика! — сказал Пирцяко Хабиинкэ и недовольно посмотрел на жену.
Няколя неожиданно открыл глаза и сел на постели. Огонь высветил его пухлую щеку, замятую твердой подушкой. Легкое заячье одеяло сползло с плеча.
— Я ждал тебя, — сказал мальчик и прижался щекой к холодной руке отца.
— Жена, сын твой вырос, — Пирцяко достал из ящика стола большой кусок сахара и протянул Няколе, как это делал, когда сын был маленьким.
— Чай не пьешь, откуда сила берется! — засмеялся мальчик, довольный, что не забыл присказку отца.
— Правильно, сынок, сила от чая!
Мальчик принялся грызть сахар, причмокивая языком. Проснулись щенки. Полезли к хозяину.
Пирцяко Хабиинкэ с наслаждением выпил первую чашку с крепкой заваркой. Потом долго пил чашку за чашкой, пока не почувствовал, что начал согреваться. Утолил малую жажду. Поел мяса. Чашку свою он не перевернул вверх дном, и жена снова налила ему чай. Бригадир настороженно прислушивался. Даже в чуме его не покидало беспокойство. Ветер разошелся не на шутку, со всей силой упрямо бил по чуму, растекаясь но круглому боку. «Хад-буря, на кого ты так рассердилась? — подумал он озабоченно. — Кому ты решила мстить? Не мне ли случаем?» Хад не знает смерти, как не знает смерти и сама земля. А когда родилась земля, скрыто от всех. Старые люди не могут объяснить. Няколя будет знать. Прилетит самолет и снова заберет его в школу.
— Жена, Няколя большой стал.
— Большой.
— Мой сын удачливый!
— А ты убегал… от сына убегал…
Пирцяко Хабиинкэ отвернулся от жены. Она до сих пор не прощала ему Марию. Вернулся он и подробно рассказал о своих мытарствах по тундре, называл добрых людей, у кого находил в чуме место около костра. Рассказал о большом деревянном городе, железном комаре. Это он притащил его на Пур. Привез он и красные поленья. О Марии он помнил, но никогда не рассказывал. А как-то, забывшись, назвал жену Марией.
«Чужую бабу вспомнил?» Жена перестала с ним разговаривать. На вопросы не отвечала, как немая.
А ему вдруг захотелось знать, выполнила ли его Мария свое обещание подарить ему сына? Интересно, какое она придумала имя? Занятый работой, дежурствами, охотой, он о ней не думал. Наверное, так и кочует по своей тундре между горами около льдистого моря. Упрек жены прозвучал как обвинение. Ее обида напомнила ему об отцовском долге. Крепко задумался Пирцяко Хабиинкэ. Захотел представить, что может делать его второй мальчишка. Кто учит его стрелять? Кто показал, как надо ставить капканы на песцов? Мария баба, не ей учить сына! Вырастет мальчишка веваркой-лодырем — будет его вина!
Пирцяко Хабиинкэ представил, как будто все произошло на его глазах. Встретились два парня: его Саварка и Веварка. У Саварки все получалось, за что ни брался: сеть ли ставил, настораживал ли капкан на песца, а у Веварки ничего не получалось. И стрелок он оказался никудышный!
Жалко бригадиру второго парня. Подумал о Хосейке, своем пастухе. Его отец утонул в озере. А кто учил парня? Мать. Стало стыдно Пирцяко Хабиинкэ. Нападает он на парня, ругает его! А его не ругать надо, а учить.
Хороший мужик может поспорить с бурей, не растеряться, сбережет стадо и сам останется жить. А плохого накатает ветер!
Беспокойно завозился на своем месте Пирцяко Хабиинкэ. Чтобы немного успокоиться, погладил сына по голове. Вспомнил, как так же гладил мальчишку, когда вернулся домой. Нащупал на затылке маленькую косичку и сказал жене:
— Завтра постригу мужика! Пора учить Няколю стрелять.
— Тебе пора ехать на факторию. Чай скоро кончится. Сахару осталось мало. Купишь и сатин на рубашки.
Пирцяко Хабиинкэ кивнул головой. Не мог понять, что с ним происходит. Слушает женщину. Раньше бы он ударил жену, чтобы замолчала. А тогда побегал по тундре и перестал узнавать себя. Перестал бояться Большого Мужика. Сначала он хотел от него откочевать в самую глухую часть тундры, к тайге, но все время натыкался на огромные трубы. Они ползли через болота, озера, не обходили и реки. Он не смог поднять трубу: видать, нечеловеческая сила была у Большого Мужика!
Бригадир вспомнил свой приезд на факторию к Фильке. Чтобы сейчас не рассмеяться, ущипнул себя за ногу. На дверях фактории висел большой замок. Он решил разворачивать оленей, посчитав, что фактория закрыта, но раздался глухой голос Фильки. Пирцяко Хабиинкэ не понял, откуда появился Филька: вылез ли в окно или скатился с крыши.
«Андорова», — оглядываясь по сторонам, как пугливый ушкан-заяц, Филька потащил бригадира за избу.
«Где ты пропадал? А, Пирцяко?»
«Далеко ходил. Льдистое море хотел посмотреть!»
«Понравилось?»
«Наша тундра лучше».
«Была. Раньше была. Из тайги глухари прилетали токовать. Садились прямо на крышу фактории».
«Помню. Ты рассказывал. Филька, а где ж ты был? Я хотел уже уезжать».
«Дома. Куда я денусь? Без меня вы пропадете. Макароны у кого есть — у Филимона Пантелеевича; дробь и порох у кого можно купить — у Филимона Пантелеевича!»
«Зачем замок прицепил?»
«Большой Мужик избу у меня хотел забрать. Хо-зя-ин! Аэродром построил! Ты-то как добрался»?