Точку поставит сталь
Шрифт:
— Это, Ланс, звучит куда хуже, чем так себе.
Я снова выглянул, всматриваясь в чуть покачивающиеся силуэты пустынников. Да, звучало хуже, чем так себе. Звучало, как фанатичная стена, которую не прошибить ни логикой, ни угрозами, ни увещеваниями. В этот же момент стало заметно, что самки и детёныши исчезли, что также определённо не сулило ничего хорошего.
— Уходите, чужаки! — добавили со склона слева, причём столь же хрипло и угрюмо, будто чу-ха-хойя всей стаей тренировались говорить в тон. — Мы не желаем зла добросердечным, но когда в пустыне меняется ветер, это редко
Ох, пунчи-кочевник, так ведь ветер уже поменялся. Может, и правда не к добру, но этот ветер уже не загнать в кувшин…
— А теперь послушайте вы! — вдруг прокричал Бронза, и я запоздало сообразил, что никак не могу помешать Когтю. — Меня зовут Ишима Квичи, также известный, как Бронза, и я Девятый Коготь казоку «Диктат Колберга» на службе у достопочтенного господина Хадекина фер вис Кри, пусть будет небо чистым над его норой! Я здесь, чтобы доставить своих подопечных на вершину этой горы, и пойду на всё, чтобы казоку-хетто гордился своим слугой! Расступитесь, дайте пройти и тихонько сделать свою работу, и сегодня песок не станет пить крови!
Ч’айя побледнела и вжалась в борт броневика, а я обречённо вздохнул.
— Не будь героем, Ишима Квичи по прозвищу Бронза! — ответил горный склон, и мне показалось, это снова был третий из пустынников, тот самый, что цитировал напугавший шамана Кодекс Супра’чу-ха. — С моей буар-хиттой между глаз в пустыне не бывает героев! Уходите, пока можете, и пусть боги будут милостивы к вашим заблудшим душам.
О, Благодетельная Когане Но, сколько ж раз видел я подобные противостояния. В переулках, в грязных дешёвых выпивальнях, занюханных подвалах и богатых залах для переговоров казоку-хетто…
И роднило их одно — какие бы слова ни звучали, когда исчерпывались аргументы и выдвигались когти, точку в споре доводилось ставить не монете или драгоценному камню, а исключительно клинку или фанга. Да, так оно и бывает, хоть в Тиаме, хоть, готов спорить, в любом ином мире — точку ставит сталь…
Я жестом попросил Ч’айю оставаться на месте и перебрался поближе к Бронзе. Тот сидел спиной к колесу бронефаэтона, уставившись в бурю на горизонте, и играл желваками, будто пережёвывая услышанное от хранителя горы.
— Так, пунчи, всё в норме, было глупо не попробовать обвести их вокруг хвоста, сисадда? — как можно мягче и улыбчивее сказал я, показав ладони. — А теперь давай-ка отойдём и составим новый план, гибкий и ловкий, как бы того захотел господин фер вис Кри. Готов спорить, мы куда умнее этих примитивных…
— Нет, терюнаши, — сказал Бронза, по-прежнему глядя в пустоту над моим плечом. — Мы взойдём на эту гору, сисадда? Прямо сейчас. Непобедимость заключена в сердце чу-ха, возможность победы — заключена в противнике. Их вера обманчива и слаба, и сейчас она приведёт их к гибели. Ты сам сказал, терюнаши, что нам нужно наверх, и мы оба знаем приказ господина фер вис Кри…
— Диктатион бы не одобрил такой прямолинейности…
Бронза фыркнул и вздрогнул, будто я его по носу щёлкнул:
— Тебе-то откуда знать, болезный?! Моего казоку-хетто тут сейчас нет, и он велел обращаться к тебе с вопросами, а не для получения приказов. Так что всем стаям готовиться к бою!
Был
Чу-ха всегда решают вопросы по-своему, и не всегда их умысел достижим для расшифровки… Так было на крыше ночной парковки, где излишне усердные ребятки Хадекина фер вис Кри «хотели просто поговорить», так повторялось в пустыне у подножия священной горы…
Ункац-Аран тоже оказался рядом. И вдруг ввернул, обеспокоено прислушиваясь к звукам на склонах:
— Терюнаши в кои-то веки говорит разумно, господин Квичи. Если мне будет дозволено сказать, я тоже предлагаю отступить и обдумать, как…
Бронза стиснул кулак и перевёл на гадателя очень опасный взгляд:
— В этих холмах нет силы, способной остановить мою стаю!
— Ох, Коготок… — Тот устало помотал головой, но взгляд отвёл, избегая прямого конфликта. А затем добавил, заставив в очередной раз пересмотреть мои оценки умственных способностей хвостатого, которого я много лет считал завистливым и бесполезным: — Я, конечно, тебе тоже не указ, но все корни зла в Тиаме лежат именно в нежелании чу-ха увидеть мир через стекло «таков он есть на самом деле», и нашей непреодолимой потребности исказить мир через мутную линзу « таким хочу видеть его я»…
— Ты совершенно прав, — глухо процедил Коготь «Диктата», поднимаясь и оправляя ассолтер.
— Действительно?
— Да, — губа Бронзы презрительно дёрнулась, — но лишь в том, что ты мне тоже не указ. И я здесь вовсе не для того, чтобы нести зло. Более того, если потребуется, во имя Диктатиона я выкорчую его, как бы глубоко ни сидел корень…
Я тревожно оглянулся на Ч’айю, всё ещё прилипшую к борту шестиколёсного фаэтона. Она, кажется, расслышала, потому что кровь ещё сильнее отхлынула от щёк. Я покачал головой: нет, детка, спокойнее, это лишь совпадение. Да и о каких корнях зла идёт речь, когда речь заходит о «Корне» с нашими сородичами?
Бронза ощерился, когда мне пришлось наклониться, чтобы спросить доверительным шёпотом, а не на тактическом канале:
— А позволь вообще узнать, что именно приказал многоуважаемый господин фер вис Кри?
Чу-ха задумался, словно не хотел сболтнуть лишнего. Наконец процедил:
— У меня есть координаты. Я должен доставить туда вас двоих. Любой ценой и как можно скорее, сисадда? Такого мне достаточно, и я не собираюсь торчать тут неделю, подтачивая нервы этих голожопых по всем правилам осадного боя. — И добавил уже для подчинённых, будто меня и рядом не стояло: — Готовимся!
Пустынники, конечно, заметили. Уловили, будто бы действительно считали в изменениях ветра. Террасы задвигались, когда покрывавшие их силуэты начали рассредотачиваться за валунами.
— Повторю в последний раз, — прокричал один из ложных хозяев горы, — убирайтесь!
Бронза зарычал и вскинул морду, даже не потрудившись выбрать адресата:
— Если ты, вонючий упёртый тупорог, не дашь нам пройти, на вас обрушится весь гнев…
Закончить пламенную угрозу ему не дали, потому что со склона понёсся протяжный вой, не суливший ничего доброго.