Тогда, когда случится
Шрифт:
Пора на смену. Ивану Петровичу у любимых ворот, где свои четыре часа докарауливал Рифат.
– Держи!
– Рифат отсыпал в протянутую ладонь горсточку кедровых орешков.
– Последние, из дома. А что на ужин?
– Всё то же: еда. Гречка со свининой.
– Понятно. Слышь, старый, такое дело - там Черкас в самоволке, ты его потом запусти.
– Какой самоволке?
– Самой обыкновенной. Оне где-то тут недалече по садочкам с племянницей твоего лучшего другана прогуливаются. Младой Печорин юной Бэле романтические байки, поди, разводит. Про любимую жену, в том числе.
–
– Да Хазрата. Ну, пигалица из магазинчика, от которой ты сам же ему записочки таскал. Не боись: Славка с "калашом", а я ему ещё гранатку подкинул. Всё, бывай, жрать охота.
Иван Петрович растерянно проследил уходящих за разводящим Рифата и Андрея, потом прильнул к пробоине-окошку: никого. Пустая дорога, мёртвые кусты напротив. Да что с такого угла увидишь? Они же, наверняка, вниз, в бывшие сады подались. Ох, ёкэлэмэнэ! Вот и дотаскал записочки. Если что, то всё теперь на нём будет, на старом дуралее. Если что случится.... Ладно, не нужно ничего заранее накручивать. Не нужно, пока ещё ничего не произошло.
Что бы хоть как-то отвлечься, Иван Петрович по возможности неспешнее расщёлкивал пересохшие мелкие орешки, по одному перетирая в зубах сморщенные ядрышки со вкусом такой далёкой родины. Не ценил дома-то, чаще семечки покупал. Ладно, надо будет по возвращении на даче кедр посадить. Самому не достанется, но внуки вспоминать будут. Внуки. Приятно-тревожное слово. Какое-то даже щекочущее, как бы слёзинка в носу. Эх, единственно, о чём они с Алкой не додумались, так это о том, что он в этой командировке снохины роды пропускает! Нужно было б на осень проситься, чтоб сноху из роддома принять, и успеть внука на руках подержать. Или внучку. Срок, по подсчётам, через две недели, если кто в эти подсчёты верит. Хотя сейчас наука - УЗИ и всякое другое. Хе-хе, две недели - и будешь ты, Старый, дедом.
Без четырёх девять.
Славки нет, а после десяти начнёт темнеть. Ёк-ёк-ёк! А эта соплячка, ну, чего ей-то надобно? Приключений? Каких? Ладно, случилась беда - влюбилась в русского, ну так вздыхай себе потихоньку. В платочек или в подушку. Всё равно ничего не получится. А, не дай Бог, узнают родственнички - забьют до смерти. Да что там "узнают", даже если заподозрят.
Без двух, а Славки нет.
Всё, старый дуралей, дотаскал записочки! Теперь пускай сопли. Ведь чуял, чуял, а смелости отказать не нашёл.
Где-то в "зелёнке" с лёгким эхом бабахнуло. Граната?! Воевода свесился с крыши:
– Ага, граната. Кажется, где-то возле водонапорной башни.
Всё.
Вот оно и случилось.
Затрясшейся рукой Иван Петрович ухватил с бруствера рацию, отжав кнопку, прижал к губам. И пропадающим голосом засипел:
– "База"? "База"! Это "Камчатка-1". У нас чэпэ. Черкас, Черкасов в самоволке. И сейчас слышали взрыв.
Десять бойцов через ворота, десять напрямую под проволоку. Промеж других пронырнул и Рифат. Не оглянувшись.
А начштаба светло-серыми ледышками всё больнее процарапывал под опущенный козырёк каски:
– Так когда он ушёл? При тебе? Во сколько?
Иван Петрович молчал. Молчал. Молчал!
– Ну, Павлов, сам всё знаешь. Молись пока.
Славка сразу
Славка шёл, болтал, буробил и балабонил что попало и о чём угодно, а сам всё мучительно искал: как бы умудриться помягче объяснить, объясниться, чтобы не обидеть, не оскорбить девчонку. Ну, если ж у неё появилось понимание своего положения, если нашлись силы на душевный протест "закону гор", то пусть лучше бежит отсюда, пусть уезжает в Россию, куда подальше. Что ей здесь? Полуживотное прозябание? А там уж где-нибудь и когда-нибудь она обязательно встретит своего... своё счастье.
Прости, Михаил Юрьевич, но Славка сегодня явно не Печорин и, тем более, не Демон. Нынче, скорее уж, он пребывает в роли Онегина: ...Чем меньше женщину мы любим, Тем легче нравимся мы ей...Вот-вот: и тем её вернее губим....
– Так ты школу не закончила?
После каждого его вопроса пауза.
– Шесть классов. Почти.
– А не хочешь дальше учиться?
Опять несколько секунд до ответа.
– Дядя Хазрат не хочет.
– А родители? Прости, твой отец?
– Мой отец далеко.
– А ещё Лия всё время словно что-то рассматривала под ногами. Ни разу глаз не подняла.
– Он в Турции.
– Ох, ты! А чем занимается?
– Бизнесом. Пять братьев, которые после войны живые, все в разных городах живут. В Стамбуле, Петербурге, Москве, Тюмени. Дядя Хазрат один здесь.
– Пять братьев. А сколько было? До войны?
– Девять.
Обходя часто наросшие стволы клёнов, буков, кусты сиреней и акаций, мимо фундаментов-руин былых заводских строений, мимо затянутых крапивой гарей и осыпавшихся авиаворонок, они вышли точно на водонапорную башню, рваной розеткой царапавшую напаренную яркую синеву. А вон и белая реечная беседка, перевитая тёмными виноградными лозами. Всё как он и предполагал.
– Здесь красиво. Тебе нравится?
– Ого, Лия в первый раз взглянула почти в лицо. Ну, на грудь-то уж точно.
– Красиво.
И что теперь? ...Быть может, чувствий пыл старинный Им на минуту овладел, Но обмануть он не хотел Доверчивость души невинной....
– Прости, что я спрашиваю и спрашиваю. Просто мне всё интересно, впервые же в Чечне. Почему ты с дядей, а не с отцом?
– Моя мама не смогла сына родить. Три девочки. А раз она не чеченка, украинка, то её отправили домой. Младшие сёстры в горных юртах, у родственников помогают, а меня, как старшую, дядя Хазрат себе взял. Сказал, что из меня "мехкари" получится.