Тогда в Египте... (Книга о помощи СССР Египту в военном противостоянии с Израилем)
Шрифт:
Тем не менее, ситуацию со станцией надо было как-то решать. Мы не могли допустить ее уничтожения. Дело в том, что практически вся территория Красноморского военного округа являлась зоной активных действий не только израильской истребительно-бомбардировочной авиации, но и вертолетов. Именно их мы и опасались. В Заафаране, в районе расположения бригады находилась вторая радиолокационная станция. Израильтяне бомбили ее неоднократно. Однако уничтожить не могли. Мешала египетская зенитная артиллерия. Она заставляла израильских летчиков подниматься до двух-трех тысяч метров, из-за чего точность бомбометания снижалась. К тому же египтяне часто меняли место позиции РЛС. Нас же авиация противника пока не беспокоила. Зато
По данным разведки, они базировались на синайских аэродромах в Абу-Рудайсе и Эт-Туре, до каждого из которых от батальона было не более 60-ти км. Заходя со стороны моря, между Заафараной и Рас-Гарибом, вертолеты уходили в глубь пустыни и возвращались на Синай только к двум-трем часам ночи, а иногда и позже. О цели их появления у нас и характере возможных действий можно было только догадываться. Поэтому высадка вертолетного десанта противника в районе расположения РЛС с целью ее уничтожения считалась нами вполне вероятной. Чтобы не допустить проведения такой операции, мы предусмотрели возможность выдвижения одной из рот батальона к позиции «радара» для уничтожения высадившегося десанта. Вскоре, в один из дней, в присутствии начальника штаба бригады и старшего советника бригады мы даже провели весьма успешную тренировку с личным составом роты.
Все дни с утра и до позднего вечера мы занимались так называемой организацией боя: проводили рекогносцировки, организовывали взаимодействие с батальоном «Народной обороны», уточняли задачи подразделениям на местности, места огневых позиций для орудий и минометов и т. д. Ночами же при появлении вертолетов противника, сидя в землянке комбата, мы ожидали возможных сообщений об их действиях. Ближе к утру, убедившись, что вертолеты покинули наш район, порядком устав, мы шли спать под свой тент.
У меня, как военного переводчика-стажера, были и свои личные заботы, связанные с адаптацией в новой языковой среде. Нужно было осваивать египетский диалект, существенно отличавшийся от арабского литературного языка, который мы учили в институте, расширять запас лексики, особенно военной, приобретать навыки устного перевода. Египтяне хорошо понимали мои языковые трудности и никогда не отказывали в помощи.
Однако главная проблема заключалась в том, что задачи ускоренной языковой адаптации мне придется решать в экстремальных условиях реальной боевой обстановки, часто под огневым воздействием со стороны противника. В этой связи не могу не отметить одно обстоятельство, всю важность которого я смог оценить в полной мере только в Египте. Этим важным обстоятельством стало наличие у меня опыта срочной службы в армии. Именно здесь, во время «войны на истощение», как никогда ранее, мне пригодились знания и практические навыки, полученные во время службы в артиллерии.
Так незаметно пролетели первые три недели нашей новой и весьма напряженной фронтовой жизни.
Числа двадцатого или двадцать первого декабря старший советник бригады разрешил нам съездить на несколько дней в Каир. Нужно было помыться, отдохнуть, получить деньги и купить некоторые крайне необходимые в быту вещи (керосиновую лампу, примус, судки, посуду и т. д.). Естественно, что сообщение об отпуске, полученное из Заафараны по радио, было встречено нами с огромным воодушевлением. В столицу отправились по прежнему маршруту на своем боевом «вездеходе».
В дороге неожиданно выяснилось, что наш любимец — шофер Сулейман умеет водить машину… только по пустыне. О правилах дорожного движения он имел весьма смутное представление. Поэтому пересечение уже первых перекрестков в каирском пригороде доставило нам немало весьма тревожных минут, любая из которых была способна вызвать у «сердечника» предин-фарктное состояние. Другой неприятной неожиданностью для нас стало и то, что Сулейман, как и многие военные водители в египетской армии, оказывается, обучен лишь тому, чтобы «крутить баранку». Устранение же даже простых неисправностей в двигателе было привилегией механиков. Поэтому поломка транспортного средства для нас на пустынном участке дороги, учитывая малую интенсивность дорожного движения, грозила превратиться в многочасовое ожидание технической помощи.
Сулеймана, однако, это обстоятельство, видимо, совсем не смущало. Не моргнув даже глазом, он заявил нам, что в таком случае «он залезет на столб и порвет телефонные провода, а приехавшие для ремонта линии связисты возьмут нас на буксир». Смех смехом, но в Наср-сити, где жили советские военные советники и специалисты, мы смогли добраться благополучно, хотя и не без приключений.
После безжизненных, желто-коричневых, прямо-таки марсианских пейзажей Аравийской пустыни шумная мирская жизнь огромного Каира воспринималась как какая-то нереальная и фантастическая картина. Помню, как, въехав вечером в город, мы ошалело смотрели на сверкавшие огнями витрины дорогих магазинов, на женщин и просто на людей в гражданской одежде. Для нас это был действительно другой мир, живший совсем иной и очень далекой от нас жизнью.
Три дня отпуска пролетели быстро и незаметно. В Рас-Гариб мы вернулись отдохнувшими и главное — выспавшимися. В этой связи замечу, что хроническое недосыпание из-за ночных действий вертолетов сильно выбивало нас из колеи. Поэтому во время каждого отпуска в Каир первоочередной задачей лично для меня было хорошо выспаться.
В батальоне к нашему возвращению уже была готова землянка, в которую мы сразу же и заселились. От прямого попадания бомбы это оригинальное творение египетской военно-инженерной мысли, называвшееся «мальгой», защитить, конечно, не могло. Однако удар авиационного НУРСа осколочного действия оно, по моим расчетам, должно было выдержать. Тогда я даже не подозревал, что этой рас-гарибской землянке предстояло стать моим основным домом почти на год.
Обстановка к тому времени в нашем секторе практически не изменилась. Как и раньше, посты воздушного наблюдения, расположенные на побережье Суэцкого залива, сообщали о появлении вертолетов противника в ночное время. Поэтому с каждым таким сообщением можно было ожидать и высадки десанта. Позже, где-то, через месяц или два, из-за возросшей активности противника всякие передвижения на побережье ночью будут категорически запрещены. Однако приходилось думать и о собственной безопасности — проблеме весьма актуальной в тех условиях. Дверь в нашей землянке не запиралась. Не было и никакой охраны, хотя она была и положена нам. Каждую ночь на всякий случай я брал автомат у нашего шофера Сулеймана и клал его на стул рядом с кроватью. С оружием было как-то спокойнее. Забавно было вспоминать, как еще в Каире перед отъездом на Красное море какой-то чин из политработников стращал нас своим напутствием: «Только попробуйте попасть в плен к евреям — партбилеты на стол положите…».
Новым же явлением для нас стали почти ежедневные пролеты на большой высоте самолета-разведчика. Было ясно, что израильтяне тщательно изучают район. Однако во всем этом мы не увидели чего-то необычного и сверхъестественного, поскольку обстановка в целом не выходила за рамки той, что была тогда на всем побережье Красного моря.
Вечером 26 декабря, после ужина, мы как всегда пришли в землянку комбата, чтобы обсудить план работы на следующий день. Около двадцати двух часов или несколько позже поступила телефонограмма о том, что в километрах пятидесяти севернее расположения батальона вглубь нашей территории, вошли два вертолета противника. Подобное бывало и раньше, так что особого значения этому сообщению мы тогда, к сожалению, не придали.