Тохино #летобезинтернета
Шрифт:
– Тоха, – так же небрежно пробормотал мальчик, пожимая шершавую и, кажется, не слишком чистую ладонь.
«Деревня!» – подумал Тоха. «Городской неженка!» – решил Толян.
К счастью, укрепиться в своем мнении ребята не успели: их отцы приготовили всё нужное и принялись латать крышу, а молодой смене досталась роль мальчиков на побегушках. К вечеру они убегались так, что не слишком-то привычный к такому труду Тоха просто валился с ног. Но виду не подавал – не хватало ещё, чтобы всякая «деревня» над ним верх одерживала. Толян работал споро и ни разу не перепутал название инструмента. Над ошибками «городского» он тихонько посмеивался: это ж надо – вместо плоскогубцев пассатижи
Когда отец доверил Тохе забить гвоздь, мальчик старался изо всех сил выглядеть бывалым мастером, но, видать, перенервничал и съездил себе по большому пальцу, так что искры из глаз посыпались. Нет, он не заревел (этого от него никто не дождётся!), мужественно вынес боль, но про себя хорошенько, с чувством выругался. «Ничего, зато этот деревенский лопух наверняка не знает, с какой стороны к компу подходить», – успокаивал себя Тоха, украдкой посасывая ушибленный палец.
Солнце уже скрывалось за горизонтом, когда крыша была наконец починена. На обед работники не прерывались, так что к ужину проголодались даже не как волки, а как драконы. Баба Нюра тем временем сварила щи, кашу «Дружба», испекла пироги, сбегала к соседке за парным коровьим молоком, и скоро у мужиков и ребят так трещало за ушами, что, наверное, на улице было слышно. Посидели потом на лавочке расслабленно, дядя Саша и Толян попрощались и ушли домой, а Тоха с отцом отправились в баню, которую заботливо растопила баба Нюра. Сначала мальчик думал, что не выдержит такой температуры, да и банька топилась по-чёрному, однако потом притерпелся и не только сам вынес пытку вениками, но и отца сумел попарить. Выходить из предбанника было холодновато, так что до дома Тоха добирался бегом. Там баба Нюра, встретив словами: «С лёгким паром!», уложила его на тёплую ещё печку, и он отрубился, не успев даже ни о чем подумать и не дождавшись отца.
Глава третья. Постава подстав
Вырубить будильник у Тохи не получилось. А вы попробуйте выключить петуха, который взгромоздился на забор и орёт, как будто его в кастрюлю с кипятком засунули! Мстительно мечтая о курином супе, мальчик слез с печки, которая, кажется, до сих пор хранила вчерашнее тепло. А, нет, это баба Нюра снова затопила печку, чтобы у правнука был горячий завтрак – гречневая каша с молоком и топлёным маслом и тёплый белый хлеб, который пах просто умопомрачительно. Старушка тихо дожидалась, пока Тоха проснется, да заодно вязала круглый коврик из разноцветных обрезков ткани.
– Проснулся, касатик? Доброго утра! Петя-петушок тебя разбудил? Это ничего, бывает. Жара будет – днём поспишь, а пока вот покушай, подкрепись. Одёжу возьми в шкафу, там от твоего батьки да от его братьёв много чего осталось, – ласково заворковала баба Нюра, приветствуя заспанного правнука.
Тот как мог вежливо откликнулся и, сходив на двор (никаких удобств тут, даже туалет на улице!), принялся за нелёгкое дело – укрощение умывальника. Этот предок Мойдодыра был похож на продолговатую кастрюльку, в дне которой была проделана дырка: в неё был вставлен штырь, и его надо было ладонью поднимать вверх (внутрь) – только тогда по нему текла вода. Чтобы умыться, надо было ухитриться набрать полные ладони. При этом много воды лить было нельзя: внизу, под умывальником, стояло ведро, и его приходилось выносить на улицу и выливать, иначе избе грозил потоп. Да и в сам умывальник постоянно надо было подливать воду, которую набирали в колодце на огороде. В общем, кошмарно и жутко неудобно. Зато вода не пахла хлоркой, её можно было пить прямо из колодца, не фильтруя и не кипятя.
Кое-как умывшись, Тоха плюхнулся за стол, в один присест уничтожил завтрак, поблагодарил бабу Нюру и только тогда поинтересовался:
– А где папа?
– Так а он уехал. Он же с тобой балакал, – отозвалась бабушка, убирая со стола. «Говорил то есть», – перевёл сам для себя Тоха и только потом опомнился:
– Куда уехал? И не говорил я с ним…
– Ну, значит, со сна не помнишь. А уехал в город, тебя со мной оставил. Погоди, там бумажка тебе в передней лежит…
Баба Нюра принесла ему сложенный пополам листок, вырванный, наверное, из блокнота. От записки пахло отцовской туалетной водой.
«Тоха, мне надо срочно уехать по работе. Когда заберу тебя, не знаю. Заботься о бабе Нюре», – вот и всё. Несколько строчек – и бездна неизвестности.
– Он сказал, когда вернётся? – стараясь держать себя в руках, спросил Тоха. Доставать смартфон не было смысла, тут ведь не было связи.
– Нет. Баял, срочная командировка, – отозвалась баба Нюра, глядя на правнука лучистыми, добрыми глазами. «Нет связи», – навязчиво крутил в уме мальчик увиденную накануне на экране надпись. Стоп!
– А как же он узнал о командировке? Здесь ведь связь не ловит! – почти закричал, не сдержавшись, Тоха. Он-то знал, что папины командировки длятся обычно по месяцу или даже по два. Мама в эту глухомань вообще не доберется. Значит, он здесь застрял чуть не до конца лета!
– Так а он, как рассвело, на зады ходил, оттуда, говорит, звонить можно. А как вернулся, сразу и засобирался.
– Где это? – встрепенулся Тоха, в мгновение ока разыскав смартфон.
– Да за баней. По тропке пройдёшь: там сначала картошка будет, потом зады, где траву косим, – принялась объяснять баба Нюра. Тоха рванул на огород, движимый одной только мыслью: «Я здесь не останусь! Пусть кого хотят за мной присылают, но я тут жить не буду!»
До бани он донёсся на одном дыхании, картофельное поле одолеть было уже сложнее, а среди не скошенной пока травы мальчик брел уже почти без сил. «Только экстренные вызовы», – высветилось на экране. Больше ничего. И тут Тоха вспомнил, что у отца другой оператор, у которого везде вышки. «Самая широкая зона покрытия», – твердили в рекламных роликах. Так что у него вполне могло получиться поймать связь. А вот Тохе оставалось только тупо глядеть на экран. Ну не в Службу спасения же звонить! Да и телефон, замучившись искать сеть, окончательно разрядился. Приехали!
Бредя по тропе обратно к дому, Тоха размышлял, почему отец оставил его в деревне. Конечно, его могли вдруг вызвать на объект в другую область. Тогда он не мог забросить сына в город. Но уж больно всё это подозрительно: кой-то веки отец взял его с собой в эту деревню, куда обычно наведывался пару раз в год один-одинешенек, и вдруг исчез на следующее утро. Правда, они и не оговаривали заранее, на какой срок они едут в эту глухомань. Тоха по умолчанию решил, что на выходные. А если у отца было другое на уме?
Вообще-то мальчик признавал, что несколько поднадоел родителям нытьём по поводу охватившей его после окончания шестого класса скуки. Мама только вздыхала, а отец ворчал, что он-де в таком возрасте никакой тоски знать не знал – некогда было. И принимался рассказывать, как проходило лето в деревне у бабы Нюры. Тоха обычно «отключал мозг» и изредка кивал, делая вид, что слушает. Но изо всех отцовских разглагольствований у него осталось в ему только несколько слов: «сенокос», «коровы», «ягоды» и «речка». По всей видимости, всё это теперь светило и Тохе. Ну ладно, ягоды и речка – ещё куда ни шло. Но вот коровы и сенокос его, городского пацана, явно не устраивали. Ладно хоть у бабы Нюры теперь коровы нет, одна коза. Но сенокос этот факт не отменяет…