Только для него
Шрифт:
— Твой отец догадывался, что ты чувствуешь. Он пытался облегчить твои страдания.
— Ну да… Конечно, пытался. — Наташа покачала головой. — Тогда я не понимала этого.
— Ты очень расстроилась.
— Потом все стало еще хуже. В школе настояли, чтобы я посещала «консультации» с психологом, — сказала она, изобразив пальцами кавычки, — потому что им было, видите ли, очевидно, что у того, кто ведет себя так иррационально и безответственно, большие проблемы и он нуждается в помощи.
— Судя по всему, у тебя выдалось
— Родители с побелевшими от страха лицами, Гарри со всеми перессорился… Да, ничего смешного. Зато после каникул произошло столько всего, что обо мне уже перестали сплетничать.
— Ну а ты?
— Я до сих пор пытаюсь доказать, что абсолютно здорова, цела и невредима.
Дарий подумал: видели бы ее братья, как она набросилась на него! Они бы не усомнились в том что их сестренка выздоровела.
— И как, получается? — спросил он вслух.
— Самым большим успехом можно назвать прошлое Рождество, когда я приехала домой на новеньком БМВ.
— Ого!
Она ткнула его локтем в бок:
— Мужчины так поверхностны. Если бы я знала, что на них так легко произвести впечатление, я бы на премиальные купила себе шикарную машину, а не внесла залог за квартиру.
— То, что ты так не поступила, доказывает, насколько ты умна.
Она тяжело вздохнула:
— А все-таки не предвидела, что со мной может произойти такое! По утрам я просыпаюсь, и на какое-то мгновение мне кажется, что все в порядке.
«Десять секунд, — подумал он. — У тебя есть десять секунд, когда ты думаешь, что твоя жизнь все еще имеет смысл. А потом вспоминаешь все, и ощущение безнадежности снова накатывает на тебя».
— Я чувствую себя такой глупой.
— Наташа, предать тебя может только тот, кому ты доверяешь, кого ты любишь. Подлость всегда совершает тот, от кого ты меньше всего ее ждешь. — Он скорее почувствовал, чем увидел, как она повернулась, чтобы посмотреть на него. Ее брови вопросительно изогнулись.
Откуда ему это известно? Когда рухнул его мир? Кто предал его? Между ними надолго установилась тишина; слышалось лишь пение дрозда, сидящего на верхушке кедра. Молчание постепенно становилось неловким. Хотя Дарий понимал, чем может грозить излишняя доверчивость, оказалось, что ему очень хочется все ей рассказать.
Но она заговорила прежде, чем он успел подобрать нужные слова, начать…
— Настоящей оборотной стороной медали было чувство вины, — сказала она. — Я уже была достаточно взрослой и понимала, что моя болезнь сделала с моей матерью, понимала, что ей пришлось пережить, когда я была маленькой. Поэтому, когда отец предложил, чтобы я получила высшее образование в университете Мелчестера…
Его одолели противоречивые чувства. С одной стороны — облегчение от того, что она «спустила его с крючка», с другой стороны — сожаление об упущенной возможности рассказать ей о себе.
— Тебе захотелось
— Ну, не совсем. В Мелчестере один из лучших факультетов по специальности «Управление недвижимостью», а так как я впервые жила не дома, то часто навещала родителей.
— Так что же заставило тебя отвергнуть предложение фонда охраны памятников, переехать в Лондон и поступить в фирму «Морган и Блэк»?
— Я родилась в крошечном городке. В детстве переболела лейкемией. Никто до сих пор не верит, что все прошло, даже мои родные.
— И ты в конце концов сбежала?
— Нет… Я солгала им, Дарий.
— Солгала?
— Я знала, что, если соглашусь работать в фонде охраны памятников, который находился совсем рядом с домом, я никогда не выберусь оттуда. Ничего не добьюсь. Выйду замуж за кого-нибудь, кого знала всю свою жизнь, кто знает все, что я когда-либо сделала…
— Ты сказала им, что тебе не поступало предложение от фонда охраны памятников?
Она кивнула.
— У меня было такое чувство, как будто я сбегаю из тюрьмы. Я работала усерднее, чем кто-либо другой, чтобы мне не пришлось возвращаться домой и они не убедились в том, что были правы насчет меня. — Она повернулась и посмотрела на него. — Ты считаешь меня ужасной, правда? Думаешь, я не ценю своего счастья — ведь у меня заботливые родные, которые меня любят…
Тепло. Очень тепло. Похоже, не он один умеет читать язык жестов и изучать внутренний мир. Должно быть, Наташа тоже кое-чему научилась, наблюдая за людьми, которые осматривают дома и всегда скрывают свою реакцию.
— У меня родных нет, — ответил он вслух, — так что не мне судить.
— Нет? — За какую-то долю секунды выражение ее лица стало обеспокоенным. — Мне так жаль, Дарий. Это действительно тяжело. Что случилось с твоими родителями?
Ну да, как раз это и называлось доверять кому-то свои секреты, что подразумевало взаимное доверие, но минута слабости прошла. Он снова пожалел, что спросил ее о прошлом. Зачем осложнять их отношения, которые не выходят за рамки сексуальных.
— У меня нет родителей. — Он допил кофе, прикрутил крышку обратно на термос и положил его в ее сумку. — Ты когда-нибудь говорила им правду? — спросил он, не давая ей продолжить. — Я имею в виду — о своей работе.
Наташа покачала головой.
— А ты попробуй, — посоветовал он. Она явно чувствовала себя виноватой перед родителями.
— Они очень расстроятся. Тем более сейчас, после всех этих газетных статей, после намеков на мой нервный срыв и так далее… Они снова вне себя от беспокойства.
Ее глаза заблестели, но слезы были вызваны гневом, он был в этом уверен. Так вот как бывает, когда кого-то любишь? Любовь — сложная мешанина из чувства вины, тревоги, отчаянного стремления не сделать больно, оградить, спасти, защитить…