Только когда мы вдвоем
Шрифт:
— Не задерживайся долго! — кричит мама мне вслед. — Мне нужна помощь с julskinka.
— Не буду, обещаю.
Взбежав в свою комнату, я переодеваюсь в джинсы и фланелевую рубашку. Шутки Уиллы про это эхом отдаются в моей голове, пока я застёгиваю свою рубашку. Она может дразниться сколько угодно, но ношение фланелевых рубашек — это как ношение общественно приемлемого одеялка. Осуждайте сколько хотите, но мне нравится чувствовать себя в комфорте и успокоении.
Спустившись вниз, я огибаю перила и иду по коридору к
— Входите, — драматично отзывается она.
Входя, я улыбаюсь, потому что не могу сдержаться. Мне нравится Джой. Она острячка, как и Уилла, её остроты весёлые и лишь немного подкалывающие. В отличие от Уиллы, она невероятно прямолинейна, но и я сам такой, так что всё отлично складывается. А ещё у неё очень острый ум. Каждый раз, когда я читаю для неё, Джой объясняет культурный контекст «Гордости и Предубеждения», о котором я вообще не знал, и рассказывает забавные байки, когда что-то в истории вызывает у неё воспоминания. Я вижу, почему Уилла так сильно её любит... не то чтобы она не любила её за сам тот факт, что Джой её мать. Но с Джой Саттер здорово проводить время.
— Ты опять смотришь на меня этим взглядом, — она слегка ёрзает на кровати и тяжело вздыхает.
— Неправда, — садясь, я беру «Гордость и Предубеждение». Открыв книгу, я хмурюсь. — Мы тут и остановились два дня назад.
— Вчера Уилла слишком устала, чтобы читать. Она просто свернулась калачиком на моей постели и вырубилась.
Устала, как же. Уилла была в раздрае, как всегда. Чувство вины ударяет по мне как пинок в живот.
— Это не твоя вина, Лесоруб. Уилла — это минное поле эмоций, и надо отдать ей должное, на то есть хорошая причина, — Джой вздыхает и приподнимает кровать. — У Уиллы никогда не было папы. Она росла, мотаясь по всей стране из-за моей карьеры в армии. Единственными константами в её жизни был футбольный мяч у её ног да её мать, свистящая с трибун.
Джой втягивает прерывистый вдох, выдавая редкие эмоции.
— И одну из этих вещей она вот-вот потеряет.
Я рефлекторно сжимаю её ладонь. Между нами воцаряется молчание, пока я изучаю её глаза.
— Она это знает?
Она качает головой.
— Я не могу.
— Мисс Саттер, вы должны ей сказать.
Ладонь Джой крепко стискивает мою, пока она моргает, глядя в потолок.
— Я не знаю, как. Я не знаю, как разбить сердце моей дочери. Я всегда давала Уилле одно обещание — что я никогда её не брошу, что она всегда может рассчитывать на свою маму, которая будет рядом.
Я нежно поглаживаю её кожу большим пальцем.
— При всём уважении, вы дали обещание, которое никогда не сумели бы сдержать. Родители всегда оставляют их детей, если только по ужасному стечению обстоятельств дети не уходят первыми. Уилла это знает. Она будет горевать, и ей придётся непросто, но не потому, что вы её подвели. Вы не сделали ничего плохого, заболев...
Слёзы стекают по её щекам, пока она смотрит в потолок.
— И умерев, — шепчет Джой.
Я сглатываю ком в горле.
Снова воцаряется молчание,
— Пообещаешь мне кое-что? — её глаза встречаются с моими. — Не бросай её и не сдавайся, ладно?
Я лишь киваю, потому что мне сложно найти правильные слова. Джой отпускает мою руку и поднимает мизинец.
— Я серьёзно, Бергман, иначе я стану привидением и буду тебя преследовать.
Я смеюсь вопреки сиплости в горле, смаргиваю слёзы и зацепляю её палец своим.
— Договорились.
— А теперь, — Джой отпускает мой палец и откидывается назад, чинно сложив ладони на коленях и закрыв глаза. — На чём мы остановились?
Глава 23. Уилла
Плейлист: The Lumineers — This Must Be The Place
Прижавшись одним ухом к щёлке двери, я сосредоточенно зажмурилась. Это первый раз, когда я слышу данные слова произнесёнными вслух. Моя мать умирает. Я отказывалась это признавать, но знала. Подсознательно я понимала, почему она покинула больницу, но слышать это, думать об этом намного больнее.
Должно быть, я в шоке, потому что я не плачу. Моё дыхание даже не сбивается. Душевная боль подобна раскалённому ножу, рассекающему мою грудную клетку. Она раздирает мою грудь, и у меня такое чувство, будто я смотрю, как моё сердце накреняется, вываливается из моей груди, с влажным шлепком приземляется на паркетный пол. Далее такое ощущение, будто мои внутренности медленно и размеренно разматываются. Это печальная и тошнотворная параллель с тем, как я разматывала тот шарф с шеи и обнажала своё тело, чтобы помучить Райдера.
Райдер.
Я слышу его голос по ту сторону двери.
Моё тело отрешено от моего сознания. Я уплываю прочь, смотрю сверху вниз на себя, привалившуюся к полу фрагментированной горой конечностей. Мои лёгкие — следующая жертва. Они сжимаются. Скукоживаются и съёживаются, пока я хватаю воздух ртом.
Я вижу себя, свернувшуюся калачиком на полу.
Мои рыдания беззвучны. Я лишена воздуха, выпотрошена, изломана, пока...
Смех. Гортанный смех мамы дёргает меня обратно в моё тело, снова вбивая всё внутрь, сплетая меня воедино. Мои лёгкие наполняются. Сердце безопасно бьётся внутри груди. Моё нутро сжимается. Всё там, где и должно быть, пока я слушаю. Настроение в комнате меняется.
— Перечитай первое предложение, пожалуйста, — говорит мама.
— Вся моя борьба была тщетной! — голос Райдера звучит низко и хрипло. Он читает реплики Дарси с правдоподобными и выразительными терзаниями.
Он её джентльмен-чтец.
Ох, бл*дь.
Горячие крупные слёзы катятся по моим щекам. Вот ведь засранец. Этот раздражающий засранец-лесоруб читает вслух моей больной маме и превосходит Колина Фёрта.
— Ничего не выходит. Я не в силах справиться со своим чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю...