Только любовь

Лоуэлл Элизабет

— Сомневаюсь. Он не из числа тех, кто бегает за каждой юбкой.

Шеннон подняла голову, удивившись тому, что Чероки, оказывается, способна сказать доброе слово о ком-либо из мужчин.

— Ты знаешь Бича? — спросила Шеннон.

— Не напрямую. Раненый Медведь и Вулф Лоунтри поддерживают отношения друг с другом, а Лоунтри на короткой ноге с Рено — братом Бича.

— Рено? Этакий громила с ружьем? — удивилась Шеннон.

— Да, но он пускает его в ход лишь тогда, когда его вынуждают. Вообще-то он заядлый охотник за золотом. Можно

подумать, что он общается с духами, когда узнаешь, как ему со своей женой Евой удается найти золото. Об этом Вулф Лоунтри рассказал Раненому Медведю, а…

— А Маленький Медведь рассказал тебе, — закончила фразу Шеннон. — До тебя новости доходят с быстротой молнии.

Чероки хмыкнула:

— Что еще остается делать в моем возрасте? Вообще мужчины любят посплетничать даже больше, чем женщины, это уж точно. За исключением Молчаливого Джона, конечно. Разговаривать с ним — все равно что с могильной плитой. Уж не знаю, как ты это переносишь. Я из-за него чуть было не начала пить.

— Я и не знала, что ты так давно знаешь Молчаливого Джона.

Чероки наклонилась и стала ощупывать вывихнутую лодыжку. В комнате повисла тишина.

— Ну вот, я тоже замолчала, — пробормотала Чероки через некоторое время.

— Я не против тишины. Джон сам любил читать и приучил меня. Только я Платону предпочитаю стихи.

Чероки фыркнула:

— Я видела, что твои чемоданы забиты книгами. Пустая трата времени, если, конечно, там не пишут о травах.

— Зимой много свободного времени.

— Это неестественно — не разговаривать с людьми!

— Почему же, я разговариваю с собой и с Красавчиком.

— Очень трогательно! И наверное, одна твоя половина дает умные ответы другой половине. Вот только неизвестно, которая из них.

Улыбнувшись, Шеннон проверила воду, которую поставила подогревать на плиту.

— Как насчет чая с ивовой корой? — предложила Шеннон.

Чероки скривилась.

— Отвратительное пойло! Хуже помоев!

— Твоей лодыжке станет лучше.

— Пойло!

Не обращая внимания на возражения Чероки, Шеннон подошла к обшарпанному деревянному сундучку и подняла крышку. В нос ударили запахи трав. Ивовую кору найти оказалось нетрудно, а поскольку в отличие от других она была мягкой, то и раскрошить ее было делом одной минуты.

Когда Шеннон заварила чай, Чероки залезла под кровать и достала холщовый мешочек. Из него она извлекла замотанный в папиросную бумагу пакет. Не говоря ни слова, она снова уселась на койке, поглаживая пакет шишковатыми в царапинах пальцами, словно он содержал нечто очень дорогое.

Когда Шеннон поднесла Чероки лекарственный чай в металлической кружке, старая женщина словно бы не заметила этого и посмотрела в глаза Шеннон.

— Нам нужно поговорить, — без обиняков начала она. — Ты должна отдать себе отчет в том, что ты вдова.

— Ты не можешь быть уверена в этом.

— Как бы не так!.. Я молилась на его могиле…

Глаза Шеннон стали круглыми.

— Что?!

— Была осень… Ночное небо, словно Господь Бог, наблюдало за мной… Бедный старый мул был весь в крови и совсем выбился из сил… Он прошел длинный путь…

Шеннон оцепенела. Чероки никогда не рассказывала ей, как и где она отыскала в тот день Разорбека. Она просто привела мула к хижине Молчаливого Джона и сказала Шеннон что-то вроде того, что Молчаливый Джон в этом году вернется со своего участка нескоро и что ей нужно самой позаботиться о заготовке запасов на зиму.

После этого Чероки сказала, что ее подлинное имя — Тереза и что Шеннон не следует стесняться обращаться к ней за помощью, если возникнет такая необходимость.

— Ты раньше не говорила мне об этом, — прошептала Шеннон.

— Я кое-как залатала раны мула и на заре отправилась по его следам к тому месту, откуда он пришел. Дорогу мне преградил огромный оползень. Думаю, это и была могила Молчаливого Джона.

— Почему же ты мне не сказала об этом тогда?

— Какой смысл? Если я ошиблась, Молчаливый Джон должен будет вернуться осенью. Если я права и об этом расползутся слухи, мужики из всей долины станут околачиваться возле твоей хижины, и добра от этого не жди. Мужику, у которого зуд промеж ног, доверять можно не больше, чем взбесившемуся скунсу.

Шеннон попыталась что-то сказать, но почувствовала, что у нее пропал голос.

— И что толку было говорить тебе, если перевалы уже закрылись и уехать ты никуда не могла, — продолжала Чероки. — Провизия у тебя была, и здесь ты в большей безопасности, чем где-нибудь еще, поскольку никто не знал о гибели Молчаливого Джона. Поэтому я решила закрыть свой рот и не открывать его до поры до времени.

Из груди Шеннон вырвался сдавленный стон. Обветренные щеки Чероки внезапно порозовели.

— Надо было сказать тебе чуть пораньше, — пробормотала старая женщина, — но мне было бы… одиноко. Конечно, если бы у тебя была семья, которая могла тебя принять… А город сурово обращается с хорошенькими девчонками вроде тебя… Я боялась, что если ты узнаешь о смерти Молчаливого Джона, то поднимешься и уедешь.

— Мой дом здесь… Я не уеду отсюда…

— Я не должна удерживать тебя здесь, — продолжала Чероки, пропуская мимо ушей слова Шеннон. — Очень плохо с моей стороны. Меня мучит совесть, когда я думаю об этом… Я собиралась сказать тебе и дать денег…

— Нет, — перебила ее Шеннон.

Чероки что-то пробормотала себе под нос, затем распрямила плечи:

— Сейчас положение изменилось. Тебе надо уезжать.

— Почему? Лишь потому, что я узнала наверное то, о чем давно подозревала?

— Тебе нужно уезжать из долины Эго. А что касается Бича…

— Почему я должна уезжать? Это мой единственный дом! — снова перебила Шеннон старую женщину.

— Потому что ты не выживешь в своей хижине.

— Но пока что я жила.

Чероки хмыкнула: