Только моя
Шрифт:
— Человек Запада.
Он несколько грустно улыбнулся.
— Да… Человек без дома и семьи, с прошлым, которое больно вспоминать.
Вулф взглянул на Джессику. Печаль в ее глазах была почти осязаемой. Слезы снова покатились по ее щекам, потому что она знала, о чем он думает: он, человек Запада, был женат на женщине, которая не подходила ему.
— Вулф…
— Допей бренди, эльф. Затем я протру твое лицо и руки розовой водой. После этого, если ты пожелаешь, я обниму тебя так, чтобы ты не слышала ветра, и ты уснешь.
Джессика
— Допей бренди. Это снимет напряжение с твоих мышц почти так же хорошо, как и массаж.
Воспоминания о той ночи, когда Вулф втирал ароматное масло в ее ноющее тело, молнией сверкнули перед глазами
— Не беспокойся, Джесси, — сказал он будничным тоном. — Я больше не напугаю тебя, как прошлый раз. Тебе не надо будет бороться за свою жизнь.
С закрытыми глазами Джессика подняла рюмку, допила остатки бренди, удивляясь про себя, почему она испытала сейчас не облегчение, а горечь.
— Вулф, — она закашлялась и проглотила комок в горле. — А все… то есть большинство.. — Она вновь закашлялась.
— Не спеши, эльф. — Вулф прислонил Джессику спиной к подушкам и подтянул выше меховое одеяло — Расслабься
Он потянулся за стаканом с водой, смочил льняную тряпочку и выжал ее. Он легонько протер Джессике лицо, удалив следы слез.
— Вулф.
Он издал гортанный звук, похожий на мурлыканье очень большого кота
— Я думала, что все браки похожи на брак моей матери, — сказала Джессика.
— Я понимаю тебя. Сейчас.
— Но они ведь не такие?
— Нет.
— Даже на брачном ложе?
— Там тем более, — ответил Вулф, слишком тщательно выжимая тряпочку. — Если муж и жена любят друг друга, брачное ложе — место наслаждения дла обоих. Если есть любовь… Если есть любовь, я думаю, рай не сможет дать большей радости.
Тряпочка легко двигалась по руке Джессики. Порой она касалась чувствительной внутренней стороны запястий, где под нежной кожей тихо пульсировала жизнь.
— Большинство мужчин, — продолжал Вулф, водя тряпочкой по ее ладоням и пальцам, — не пьяницы и не жестокие маньяки. Они не испытывают удовольствия, когда больно женщине.
Джессика смотрела на Вулфа внимательными, широко открытыми глазами.
— Любой мужчина, достойный так называться, сознает свою силу. Он знает, что женщины более деликатно устроены, медленнее загораются страстью; но уж коли женщина загорелась, ее огонь не сравнить ни с чем. И она щедро делится этим пламенем с любимым.
— Несмотря на боль?
— При возбуждении женщина испытывает только удовольствие, чувствуя мужчину в своем теле. Когда пламя разделяют оба партнера, это самый сладкий вид горения… Для обоих.
— Огонь без боли, — прошептала Джессика, вспомнив свои слова.
Волна желания накатила на Вулфа, но ничто в его лице не изменилось; он отвернулся, чтобы сполоснуть тряпочку
— Да, — произнес он, протирая другую руку Джессики. — Огонь без боли.
Она продолжала смотреть на Вулфа чистыми, внимательными глазами, любуясь изгибом его черных бровей, густой шапкой чуть всклокоченных волос, бездонными сумерками его глаз и четко очерченными губами.
— Когда огонь окончательн о погашен, — продолжал Вулф, скользя тряпочкой по руке Джессики, — это такое счастье — безмятежно лежать в темноте рядом с ней и знать, что ты нашел подлинного друга. Соединение тел восходит так или иначе к душе. И есть ощущение силы — силы, способной вызвать экстаз. Это божественная сила, сила самой жизни.
— А ты… — голос Джессики прервался. Когда она продолжила, это уже был шепот. — А ты испытал это с женщиной?
— У меня были женщины. Надеюсь, тебя это не удивляет.
— Я не имела в виду твою склонность к герцогиням.
Вулф поднял глаза от тонких пальцев, которые ему хотелось целовать, и увидел слезы, которые еще больше увеличили глаза Джессики, превратив их в огромные самоцветы.
— О чем ты хочешь спросить меня?
Она закрыла глаза и зашептала:
— А ты лежал в темноте со своим истинным другом, чувствуя, что твоя душа на пути слияния с другой душой?
— Если бы это было, я бы женился… Но я знаю, что такая близость существует между мужчиной и женщиной.
Джессика хотела было спросить Вулфа, откуда он знает, если сам не испытал этого, но ответ пришел сам собой:
— Калеб и Виллоу!
— Да, — согласился Вулф. — Калеб и Виллоу.
У Джессики перехватило горло.
— А все… а некоторые… многие… тьфу ты, сбилась! — сказала она, будучи не в состоянии связать разрозненные мысли.
Палец Вулфа легонько коснулся ее губ.
— Не торопись, эльф. Иначе тебя снова скрутит судорога. Не хочешь еще бренди?
— Я уже пьяная, — пробормотала она из-под его пальца.
Он мягко улыбнулся.
— Не думаю. Ты выпила одну или две чайные ложечки.
Когда Вулф попробовал встать, руки Джессики сомкнулись вокруг его широкого запястья.
— Вулф, а это… только такие люди, как Виллоу и Калеб получают удовольствие от… прикосновений?
Медленная, истинно мужская улыбка — это был именно тот ответ, которого ждала Джессика.
— Для этого не нужно быть образцом добродетели и специалистом по домашнему хозяйству, если ты это имеешь в виду.
— А ты бы… — голос Джессики прервался, она набрала воздуха, продолжая удерживать Вулфа за запястья. — Потрогай меня… Научи меня…
Глаза Вулфа расширились, затем прищурились, в то время как тело его напряглось.
— Я не могу взять тебя, Джесси. Это сделает невозможным развод. Я неподходящий муж для тебя. Ты неподходящая жена для меня. Разделить с тобой ложе — значит совершить непоправимую ошибку.
На какое-то мгновение ногти Джессики глубоко впились в запястье Вулфа. Затем она отпустила его и откинулась назад с закрытыми глазами, стыдясь даже взглянуть на него.