Только на одну ночь
Шрифт:
Вообще, он не ожидал. что Сапфира его послушается, но она, кажется, была совсем не в форме, поэтому просьбу выполнила. Затихла, съежилась на руках Эда, даже на нормальную женщину начала быть похожа.
Теплая. И духи вкусные — никак не надышаться. И опять оно заворочалось — это вот неуемное желание забраться Сапфире в трусы. Вот сейчас Эд и сам сомневался в собственной адекватности. Она эмоционально раздавлена, вот сейчас это совершенно не в тему.
От греха подальше Эд сгрузил Сапфиру на заднее сиденье машины. И не пялился,
— Как ты? — и него самого голос был глухим.
— Увы, жива, — негромко откликнулась Сапфира. Саркастично, но с болью.
— Так бывает, — тихо произнес Эд. — Он ушел, мы остались.
— Лучше бы остался Он, — с горечью произнесла девушка.
Эд даже отчасти был согласен.
— Извини, — вдруг в какой-то момент произнесла Сапфира, пока Эд вел машину и жутко жалел, что не взял водителя. Ну, может же быть у главного редактора и мажора личный водитель? Хотя кому попало свою жизнь доверять не хотелось, а свой проверенный водила вполне мог случайно назвать Эда по настоящему имени.
Но так была бы возможность сидеть на том же заднем сиденье и смотреть на Сапфиру, а может и вовсе воспользоваться оказией и подставить ей для рыданий плечо… Тьфу, опять Остапа не в ту сторону унесло. Какое нахрен плечо — это Сапфира, а не обычная девица. У неё уже даже сейчас в голосе нет слез. Она была слабой только для отца, по всей видимости. Для всех остальных она была саблезубой тигрицей.
— За что? — уточнил Эд.
— За все, — сипло откликнулась Сапфира. — И меня тут сильно развезло, не ожидала. Просто он был…
— Всем для тебя? Да, я помню. — Фраза оставила необъяснимый горьковатый привкус на языке.
— Да. Всем. И его больше нет, — тихо произнесла Сапфира. — Знаешь, в Египте, когда фараон умирал — с ним в гробницу отправлялась его жена.
— Своеобразно…
— А я бы пошла… — В её голосе звенела тоска и боль. Настолько неприкрытые, настолько искренние, что если она играла и это — ей точно нужно было выдать Оскар. Или два. Эд чудом вписался в поворот, до того его выбило из колеи это заявление Сапфиры. И все сильнее одолевали сомнения, что у него вообще что-то получится.
— Слушай, давай выпьем, а? — предложил он. Больше даже для себя, чем для кого-то еще. В конце концов, его тоже триггерило из-за смерти отца, и он толком даже не давал себе забыться за эти дни.
А ей сейчас так же больно, как и ему, — и даже сильнее, хоть Эду и казалось, что это невозможно.
— Ну давай, — устало откликнулась Сапфира. И эта усталость, эта апатия ей категорически не шла.
Глава 9. Терпкий
Алекс…
Ну вот ты мне и соврал.
В первый раз, да.
Знаешь, я б с удовольствием бы сказала то же, что и всегда, что так не бывает, что ты — ненавидишь ложь. Но вот.
Ты обещал вернуться.
Не смог.
И все, что было в моей душе живого — в лохмотья, в клочья, в кровавые лоскутки. Мне чертова куча лет, а все что хочется — это забиться в угол, и выть, выть, впиваясь ногтями в собственные щеки. Так чтобы до крови, до боли, чтобы дать выход этой мучительной горечи, разрывающей сердца на мириады частиц..
Нет, я знала, я понимала, с кем связываюсь, и когда человек на двадцать лет старше тебя — это так-то уже критично. Но… Рано. Рано, очень рано. Я верила, что Он проживет вечность. По нему никогда особенно и не казалось что ему столько лет, и что у него сын — мой сверстник.
Вот почему нельзя как в сказке, чтоб взяли и умерли в один день? Почему мне нужно сейчас продолжать жить, когда Его больше нет. Нельзя. Я была для него, он — для меня. Не было в мире больших совпадений. Не было в жизни моей мужчины, который был готов ради меня на столько. И ради которого я была готова на все.
Я бы хотела чтобы сейчас над моей головой бушевала гроза. Чтобы так, будто небеса раскалывались на осколки. Я бы хотела, чтобы вокруг меня бесновался ураган. Выворачивал бы деревья с корнем, швырял машины в стены многоэтажек. Желательно — чтобы всему миру сейчас в принципе настал уже проклятый апокалипсис, который как всегда запаздывает.
Напиться… Напиться — это хорошая идея. Хотя бы какая-то. Потому что в моей голове сейчас категорически нет никаких мыслей. Я не представляю, как мне сейчас возвращаться домой. Там в шкафу — все еще висят отглаженные Его рубашки. Там много всего, с чем соприкасались его пальцы. И оставаться наедине с этим — невыносимо больно. Хоть все это поливай бензином и сжигай на ритуальном костре. Мне надо как-то дожить до утра, а как это сделать — я пока не поняла…
Алекс… Вот что ты натворил вообще? Зачем так въелся в душу? Сама дура, конечно, сама сделала тебя своим личным божеством, своей вечной слабостью, но вот почему…
Ехали мы неожиданно долго, хотя я не особенно заметила этого времени, на вкус оказавшегося как серый кисель. Просто сидела и смотрела в окно. Надо было — на пролетающие мимо машины, многоэтажки, светофоры, а получалось — сквозь. Сейчас Антон мог завезти меня даже в какой-нибудь лесочек, придушить там и прикопать под сосенкой. Я бы даже особо не сопротивлялась.
— Приехали. Выгружайся, — наконец заявил Антон, и мне пришлось собрать мысли в кучку, чтобы походить на человека, хотя бы отчасти.
Я выгрузилась. Огляделась. Втянула в себя отнюдь не свежий московский воздух, выдыхая из груди эмоции. Хоп, выключили истеричку, включили доспех и алкоголичку. Господи, как паршиво сейчас пытаться быть сильной, но выбора особо не было. Все лучше, чем задыхаться от пустоты, сдирающей кожу с души.
Огляделась. Нет, не лесочек. Сосенки в поле зрения нашлись только на горизонте. Жаль.