Только на одну ночь
Шрифт:
Подскочила, дернула с кровати одеяло, швырнула его на пол, впилась пальцами в простынь, надеясь, что сейчас по белой ткани скользнет золотой тонкий ободок.
Нет-нет-нет, только не это, только не Его кольцо, лучше бы меня там придушили где-нибудь, чем я потеряла именно эту вещь…
— Прогнись поглубже, сладкая…
От мягкого, такого густого голоса апельсинки за моей спиной я подскочила еще раз, резко повернулась, хватая подушку и отскакивая подальше, к стене.
— Ты-ы-ы?
— Я, — хмыкнул он, проводя пальцами по мокрым волосам, зачесывая их на затылок. Он был голый. Ладно, почти — одно только полотенце на бедрах. Мое полотенце! Я же его после этого точно в помойку отправлю. Полотенце, не апельсинку. Я бы и хотела, но этого придурка мне утилизировать никто не даст.
И все же секунд пятнадцать я стояла, прижимая подушку к своей груди и залипая на мокрую блестящую кожу… апельсинки, да.
Тьфу ты, пропасть, шляются тут всякие гризли. Вот какого хрена он ходит в таком виде по моей квартире?
— И тебе доброе утро, Светочка, — хищно улыбнулся апельсинчик. — Ты как? Потеряла что?
— Ты снял? — отрывисто выдохнула я. — Я же тебя на ножку стола натяну, если…
— Нет, ну ты совсем охренела, — апельсинчик закатил глаза, скрещивая руки на груди. — Сначала цепляешь на свои дивные ноги двух клофелинщиков, а я разбирайся и тебя откачивай. А ты мне первым же делом выкатываешь претензии, да?
Я так и села на кровать, скрещивая ноги и крепче обнимая подушку.
Врал? Или не врал?
— Клофелинщики?
— Мы можем посмотреть записи с камер пункта охраны, — любезно улыбнулся апельсинчик. — Кстати, заключение врача о твоем отравлении клофелином на подоконнике в кухне лежит, принести или не поверишь?
Кажется, не врал. Кажется, действительно все так и было…
Бля!
Это называется, Света совершенно потеряла осторожность. Слишком многое происходило в моей жизни в последние дни. Одно за одним, удар за ударом. И вот оно, пожалуйста, нервы стали настолько чувствительны, что, отправляясь за приключениями в бар, я их нашла в гораздо большем количестве, чем сама планировала.
— Да, сладкая моя, лоханулась ты просто по-королевски, — кивнул апельсинчик и сел в изножье кровати. Уставился на меня, склонив голову набок. — У этих двух дятлов большой послужной список. Пять лет в розыске. Кочуют по городам, разводят девочек с деньгами, квартиры им обчищают.
— Только обчищают? — сипло спросила я.
— Не обязательно, — апельсинчик поджал губы. — Трахнуть или придушить жертву они вполне могли. Их просто раньше не могли поймать.
Моя рука метнулась к горлу, до того резко перехватило дыхание спазмом. Нет, не то чтобы я боялась, но вот так, постфактум… Нет, я, конечно, проверю информацию апельсинки, посмотрю все-таки записи, пробью Артура через приятеля из полиции, благо он меня кадрил, можно не опасаться, что апельсинка его купит, но… Но было у меня одно четкое ощущение — мне сейчас не врали. Совершенно. Было что-то в лице апельсинки абсолютно честное, как в кафе с Кристиной.
— Сильно меня траванули? — тихо спросила я.
— Ну, да, если верить моему врачу, — откликнулся апельсинчик. — Не до комы, и на том спасибо.
От его взгляда по моей коже мурашки не только бежали, но и танцевали канкан. Я была уверена — если бы сейчас залезла ладонью под его полотенце — мне бы эрекцию и минуты бы искать не понадобилось. Но принципиально даже не косилась взглядом, чтобы не давать ему повод. Я просто по глазам видела, он думал сейчас о сексе. О сексе со мной, да. Безнадежный мальчик, неизлечимый, но возможно, благодаря этой безнадежности я еще живая.
— Ты спал со мной? — поинтересовалась я, тоном уточняя какой именно смысл вкладываю в слово “спал”. Не буду спрашивать, кто переодевал меня в пижаму. Я и так догадываюсь, какой будет ответ. Спасибо что вообще одел, а так могла же и голышом проснуться.
— Я похож на некрофила? — апельсинчик задрал свои на диво аккуратные брови на лоб.
— Ты похож на долбоеба, который не понимает слова “нет”, — огрызнулась я. И вроде не хотела ругаться, а сорвалось…
— Понимал бы — проснулась бы ты сейчас поиметая во все щели, если бы проснулась вообще, — скептично улыбнулся этот феерический кретин. Ага, если бы он понимал, мне бы и клофелинщиков не было бы необходимости цеплять. Хотя… Кто знает, какую тупость я могла бы вычудить от тоски и тишины, стучащихся в дверь за моей спиной…
— Спасибо, — произнесла это, сползая спиной на кровать и уставляясь в потолок. Да. Спасибо. Все-таки он его заслуживал именно сейчас.
— Поблагодари меня, а не потолок, тогда будем считать, что в расчете, — фыркнул апельсинчик.
С одной стороны, я могла послать его нахрен, с другой — я сейчас лежала в своей постели, дышала своими легкими и практически не пострадала. Ну и… Не могу же я все время звать его в своем уме апельсинкой (хотя вообще — могла, конечно, но напрягает же, не люблю даже в уме особенно повторяться).
Матрас подо мной вздрогнул, это апельсинка совершенно внаглую растянулся рядом со мной, и когда я повернулась к нему, снова уперлась взглядом сначала в этот хорошо прокачанный пресс — престижный “предмет гардероба” многих мажорящих мальчиков, потом в мощную шею и рельефный мужественный подбородок, и только потом, с большим трудом проскочив станцию “губы”, уставилась в его ехидные глаза. На губах было опасно акцентировать внимание, я помнила, какие у меня возникали ассоциации при взгляде на эту часть лица апельсинки…
— Ну же, давай, это не сложно, — ухмыльнулся он, еще сильнее искушая меня послать его в далекий эротический круиз нетрадиционной ориентации. — Что, один раз назвав меня по имени, твой язык на корню отсохнет?
Проблема-то была не в этом. Совершенно.
Если я назову его сейчас по имени— установленная мной дистанция между нами сократится раза этак в четыре. Я не могла назвать его Эдуардом, это было слишком уважительно, я не могла назвать его Эдиком — это было, как раз, не очень уважительно, а ситуация, увы, требовала. Да, он называл мне ту форму имени, которую предпочитал. Мужественную форму имени, без всех этих уменшительно-ласкательных убогих суффиксов. И в этом и была проблема. Если я перейду от апельсинчика к… Это же будет шаг в сторону сближения, без всяких сомнений. То есть ровно то, что мне было совершенно не нужно.