Только один старт (сборник)
Шрифт:
— А он… дун Дьего заходил в дом? — запинаясь, опросил Хайме.
— Он немного посидел в гостиной… Росалия играла ему на клавесино…
Хайме уставился на Росалию:
— Он выходил из гостиной, когда ты ему играла?
Теперь заплакала Росалия. Нет, это она выходила, чтобы принести гостю оранжаду. А что в этом плохого?…
Она обливалась слезами и терла глаза кулачком.
Хайме не дослушал ее причитаний. Резко повернувшись, кинулся наверх, к себе. Хлопнув дверью, заперся на ключ.
Тогда-то графиня, чуя недоброе, послала слугу во дворец за дуном Абрахамом.
Прискакав
Хайме, как был, в грязных сапогах и простом, без шитья, кафтане, лежал на диване, лицом к стене.
— Что с тобой? — дун Абрахам встревоженно склонился над сыном, потряс его за плечо. — Хайме, сынок!..
— Оставьте меня, отец, — тихо проговорил Хайме.
От спокойного голоса сына дуну Абрахаму немного полегчало.
— Ну-ка, отвечай, — сказал он. — Что у тебя украли?
— Портуланы украли. И компассо.
Дун Абрахам нахмурился, услышав это. Сопоставил кражу с давешним поспешным бегством дуна Альвареша и понял, что хитросплетенная дворцовая интрига направлена не только против него, дуна Абрахама, но и против Хайме, сына и наследника.
— Мать говорит, что в доме никого не было из чужих, кроме твоего нового дружка, герцогского племянника. Выходит, он и украл, а?
— Не знаю.
— Не знаешь? — У дуна Абрахама закипело раздражение. — Что же ты, так и будешь валяться на диване? Отвечай!
Хайме нехотя повернулся, лег на спину, закинув руку за голову.
— А что мне делать, если… если все против меня? — ответил он вяло. — Пропади все пропадом. В конце концов я не…
— Встань! — рявкнул дун Абрахам, в гневе выкатывая глаза из орбит. — Встань, когда говоришь с отцом, щенок! — И выкрикивал прямо в побледневшее лицо сына: — Тебе в рожу наплевали, обгадили с головы до ног, а ты валяешься на диване? Не знаешь, где найти своего подлого дружка? Отважный мореход…
И дун Абрахам добавил такое страшное ругательство, каких Хайме не слышал даже в портовой таверне. Да и в благообразном отцовском лице проступило некое не знакомое Хайме выражение.
Ругань будто подхлестнула Хайме. На ходу засовывая шпагу в гнездо портупеи, он сбежал вниз, во двор. Вскочил на коня, пулей вылетел за ворота.
Дун Абрахам устало опустился в кресло. Взгляд его остановился на выдвинутом потайном ящике, из которого торчал взломанный замок. «Плохо, совсем плохо», — подумал он. Не раз и не два приходилось ему, дуну Абрахаму, отбивать удары придворных интриг. Но на этот раз… ох, чует сердце, на этот раз не сдобровать… не сдобровать… Нет житья ему, дуну Абрахаму. Занозой в глазу торчит он у этих кичливых фидальго, которым отродясь неведомо, что такое борьба за существование. Он устал. Устал от бесконечной борьбы, от интриг, от королевских капризов.
И опять, опять, помимо воли, встал перед мысленным взором огромный океанский простор, изрытый волнами. Палуба, ходящая под ногами, изодранные штормами паруса…
Прочь! Ничего ему не надо — только уберечь семью от беды. Он еще не сдался, он поборется, да, да, сеньоры, у него еще хватит сил! Только вот не натворил бы Хайме, этот неопытный мальчик, какой-нибудь непоправимой беды… Ох, напрасно не сдержал он, дун Абрахам, своего гнева.
Догнать мальчика, остановить, пока не поздно…
Дернув себя за бородку, поднялся, вышел скорым шагом из комнаты. Навстречу поднималась по скрипучим ступенькам заплаканная, ничего не понимающая супруга. Сбивчиво, глотая слова, сообщила: только что прискакал за дуном Абрахамом королевский гонец. Его величество срочно требует его к себе.
И тогда вполне понятно стало дуну Абрахаму, что судьба его решится нынче вечером. Смятенье поборов усильем воли, поспешил к себе в подвал он, где так долго занимался тайным делом. «Ну, Басильо, наступило время, — молвил. — Или будем на коне мы, иль падем сегодня ночью». И, отдав распоряженья, во дворец поехал. Следом двое слуг везли поклажу. Охо-хо… Всю жизнь он бился, создавал благополучье, а теперь все может рухнуть… Что-то будет, что-то будет?… Только б Хайме не наделал всяких бед непоправимых. Пусть бы лучше он уехал. Да, уж лучше бы ушел он, как хотел, в морские дали, на просторы океана…
12
Хайме осадил коня у ворот приземистого дома. Застучал колотушкой. Долго пришлось стучать, пока не вышел старик-привратник.
— Кто там? — спросил дребезжащим голосом.
— Я, виконт до Заборра! Протри глаза, старик, не узнаешь, что ли? Живо открывай!
— Никого нет дома, сеньор.
— А где он? Ну, говори толком, где дун Дьего?
— Не знаю, сеньор. — Привратник почесал под мышкой. — С утра уехал дун Дьего. Нету его, сеньор…
Хайме, бормоча проклятия, ударил ногой по решетке. Тронул коня.
Где же может быть дорогой друг? Дорогой друг…
Злая усмешка появилась и угасла на его лице. Да нет, наваждение какое-то… Не способен благородный фидальго на такую подлость. Он разыщет дуна Дьего, и тот рассеет сомнения.
Но никто из домашних не мог совершить кражи, а из чужих был в доме только дун Дьего…
Тут Хайме заметил, что проезжает мимо мрачного здания с угловой башней — торгового дома Падильо и Кучильо. На этот раз не пришлось долго ждать, пока откроют ворота. Толстяк Кучильо принял Хайме в кабинете с узкими полукруглыми окнами. Указал на покойное кресло у полыхающей печи, сам сел напротив, добродушный, в длинном теплом халате. Спросил, перекидывая костяшки огромных четок:
— Не угодно ли вина, виконт?
— Нет. Впрочем, давайте.
Хайме вытянул кубок до дна, закашлялся.
— Что-нибудь случилось, виконт?
— Да, сеньор, случилось.
И он рассказал купцу о странном повелении командоро-навигаро прекратить погрузку. Кучильо покачал лысой головой, но Хайме не заметил на его лице особого удивления.
— Право, не знаю, что вас так обеспокоило, виконт. Погрузка не делается в один день.
— Пусть так. Но что вы скажете, сеньор, если одновременно с прекращением погрузки у корабельного астронома выкрадывают портуланы?