Только он
Шрифт:
Она представилась, назвав свои имя и отчество, и опять посмотрела на Решетникова. Наткнулась на ответный взгляд и торопливо отвела глаза, но успела заметить: одна бровь чуть приподнята, другая, наоборот, опущена, отчего на лице возникло выражение лёгкой, немного дурашливой сосредоточенности, какое бывает, когда пытаются что-то вспомнить. Или Алёне только показалось?
Вообще-то он ведь и правда мог её помнить. Сколько ему было, когда Глеб с семьёй съехал от родителей в собственную квартиру? Вроде бы лет пять или чуть меньше? И все хихикали и умилялись, когда маленький Димка с абсолютно серьёзным видом заявлял, что вырастет и непременно
2
(прошлое)
Алёне казалось, она была влюблена в Глеба всегда, сколько себя помнила, даже ещё в детском саду. Когда она туда ходила. А Глеб в это время уже ходил в школу.
На первых порах это выражалось как восторженное обожание, открытое и искреннее, ни капли не скрываемое. Позже влюблённость стала чуть более осознанной, начала смущать, перешла в разряд тщательно оберегаемой тайны, и осталась ею надолго, потому что пришло горькое осознание – тут Алёна никогда не дождётся взаимности, Глеб для неё навеки недосягаем. Но не по пространственным параметрам и даже не по каким-то другим, а только если дело касалось любви. Любви между парнем и девушкой, между мужчиной и женщиной.
Увидеться с ним – вообще не проблема. Они жили в соседних квартирах, их семьи прекрасно ладили, частенько помогали друг другу. Да у них даже балконы располагались совсем рядом, те разделяла только бетонная перегородка, за которую можно без труда перегнуться и заглянуть, а при желании и перелезть, если не боишься оступиться и сорваться вниз с высоты седьмого этажа. Правда, никто подобного ещё ни разу не проделывал. А что-то передать – и совсем просто, даже из квартиры выходить не надо.
Алёна с Глебом и общались довольно легко, но только касательно всего остального: игр, болтовни, времяпровождения, пока дома пусто и родители на работе, простой детской дружбы и почти родственной близости. Совсем как между старшим братом и младшей сестрой.
Да, именно так – старшим братом и младшей сестрой. И сначала-то Алёну это более чем устраивало. Ну а что ещё нужно неразумной деточке? Просто находиться рядом, просто любить самой – своею невинной ничего не знающей любовью.
Зато потом всё изменилось. Для Алёны. А для Глеба – нет. Нисколько, ничуть. Для него она по-прежнему была малышкой, о которой нужно заботиться, которую нужно оберегать и защищать. Девочкой – да. Но не в том смысле девочкой. Он и называл её чаще не по-нормальному «Алёной», а глупым детским именем, бывшем в ходу в самые младенческие времена – «Лёлькой».
Хотя Алёна упрямо верила, что когда-нибудь это изменится, стоит только вырасти ещё немного, повзрослеть, дождаться момента, когда разница в возрасте перестанет казаться критичной. Ну реально же – подумаешь, всего какие-то четыре года. После двадцати они вообще перестанут иметь значение. Наверное.
Да и тогда они казались уже не настолько важны. Ей четырнадцать, ему восемнадцать. И ведь она далеко не наивная простушка, с головой у неё всё в порядке, мысли в ней достаточно умные и на любые темы, да и с внешностью – очень даже. Может, личико ещё и детское, зато фигура, как надо, а грудь вообще уже второго размера, хотя сама по себе Алёна худенькая и стройная. И в школе мальчики постарше давно уже поглядывали на неё с интересом, и некоторые из них ей вполне даже нравились, но всё равно – никто не дотягивал до Глеба.
В тот день мама отправила её в магазин, потому что, готовя ужин, внезапно выяснила, что дома в наличии только надкусанная горбушка ржаного и подсохший ломтик батона. И если вечером они вполне обошлись бы и этим, то наутро хлеб непременно нужен – для бутербродов. Алёна, не забыв выразить праведное возмущение – тащиться куда-то на самом деле не хотелось – всё-таки отправилась за покупками и уже на обратном пути столкнулась с Глебом.
Ничего удивительного, кстати. Он тоже шёл домой, и, естественно, путь у них оказался общим. Конечно, почти всегда можно идти разными дорогами к одной цели, но не в данном же случае.
А ещё Алёне показалось, что вот эта их встреча, даже несмотря на всю свою предсказуемость и обычность, не случайна. И кто его знает, почему? Наверное, потому что очень хотелось так считать.
– О, Лёлька, привет! – первым окликнул её Глеб, и это тоже показалась по-особому значимым. – По хозяйству припахали?
– Ага, – подтвердила Алёна, взмахнула пакетом.
Но зачем им разговаривать о такой ерунде? Особенно после того, как возникли мысли про ту самую необычную важность происходящего. А вдруг это судьба посылает Алёне сигналы? Намекает, что пора уже сделать решающий шаг или хотя бы выяснить, что и правда уже пора. Но даже если нет, и всё действительно только кажется, почему бы не попробовать?
Если всего лишь надеяться и ждать, не предпринимая никаких действий, так ничего никогда и не произойдёт. Вот только – что бы такое сказать?
– Глеб!
– А?
– Научишь меня целоваться?
3
(прошлое)
– А! – Глеб даже на мгновение застыл на месте, потом со взрослыми назидательными интонациями поинтересовался: – Не рано тебе?
Алёна возмущённо насупилась.
– Мне, между прочим, совсем скоро уже пятнадцать.
– И что? – не проникся Глеб.
– Да у нас в классе почти все девчонки с мальчиками встречаются, – со значением заявила Алёна. – А некоторые даже…
С ним легко разговаривалось и о таком. Без подробностей, конечно.
– А тебе это зачем? – Глеб хмыкнул с осуждением. – В пятнадцать. Сначала с одним, потом с другим, потом со всеми сразу и по кругу? Вот от кого-кого, а от тебя такой глупости не ожидал.
– Да ты же сам всё додумал! – возмутилась Алёна, насупилась ещё сильнее, обиженно скривила уголок рта. – Я и не собиралась. Я же просто про целоваться. Это, что, тоже противопоказанно и никогда в жизни не пригодится? – Она сердито глянула на Глеба, пробурчала: – Как будто сам в пятнадцать ни разу не целовался. До шестнадцати ждал? Или вообще до восемнадцати?
Глеб рассмеялся.
– Не ждал.
Алёна вскинулась, воскликнула с нарочитым пониманием:
– Но ты же парень – да? А это совсем другое. И целовался ты исключительно со взрослыми тётями, которым уже можно.
Глеб опять рассмеялся, протянул умильно, снова показательно по-взрослому:
– Какая же ты, Лёлька, дурочка ещё.
Она напряглась, настороженно сузила глаза, кажется, у неё даже ноздри раздулись из-за внезапной остроты и накалённости момента.
Если он сейчас произнесёт слово «маленькая», Алёна его ударит. Вот честно, ударит. Потому что это невыносимо обидно, и даже больно. И сколько можно терпеть это в одиночку? А Глебу всё равно, он ничего не чувствует, не понимает. Точнее, не желает понимать, отчего так ужасно звучит для неё это слово.