Только позови
Шрифт:
— А что? Времена меняются. И какая это армия — здешние хирурги. Все с гражданки. Может, ходатайство произведет на них впечатление, — настаивал Прелл.
— Попробую. — Помолчав, Стрейндж продолжал: — Погоди, погоди… А ведь это идея!
— Ты о чем?
— Надо, чтобы к Каррену пошел Лэндерс.
— Почему именно Лэндерс?
— Ну как же! Образованный, в колледже был. Умеет по-ихнему разговаривать. Если он пойдет, это будет внушительнее.
— Здорово придумал! — Глаза у Прелла оживились: он цеплялся за малейшую возможность. —
— Сейчас сделаем. Ну, будь!
Стрейндж не стал терять времени на пустые разговоры. Он нашел Лэндерса в зале отдыха, тот болтал с косенькой, выдававшей спортинвентарь. Похоже, что смущенную девицу спасала только конторка между нею и наседавшим Лэндерсом. В другое время Стрейндж всласть повеселился бы, глядя на них.
— Но почему именно я? — спросил Лэндерс, когда, отойдя в сторону, они присели на диван. — Я Каррена хуже тебя знаю.
Лэндерс никак не мог переключиться. Он раз двадцать пытался назначить Кэрол Файербоу свидание в городе, и вот только сейчас она, наконец, согласилась. Однако вместо ожидаемого подъема он вдруг снова впал в привычную хандру. Кэрол тут ни при чем, хотя она наставила столько условий, что согласие смахивало на отказ. Непонятно почему у него перед глазами опять возникла картина, так поразившая его, когда он сидел на холме: белые потеки от слез на измученных грязных лицах раненых товарищей. Их слезы и ее согласие — между ними нет и не может быть ничего общего, никогда. Плакали здоровые взрослые мужчины. И он тоже. Лэндерс тщетно старался отогнать тягостное видение. Что-то перестало существовать для него в тот день. Разве это объяснишь тем, кто не был там? Разве расскажешь ей об этом? И оттого в нем снова поднималась слепая ярость. Лэндерс хотел было уж отменить свидание, но тут подошел Стрейндж.
— Ну, ты образованный, в колледже был. Умеешь по-ихнему разговаривать.
— Я думал, ты на меня разозлился, — сказал Лэндерс.
— Разозлился? За что? — Стрейндж не мог понять, о чем он говорит.
— Помнишь, мы в коридоре встретились, ты едва кивнул. Прошел себе мимо, будто и знать не хочешь.
— А-а, ты об этом. — У Стрейнджа было такое чувство, словно он наткнулся в темноте на каменную стену, а за ней незнакомый пустырь, но у него не было ни времени, ни желания осматриваться. — Это я насчет Прелла задумался. Беспокоит он меня. Ну, так как? Сходишь к Каррену?
— Конечно, схожу. Ради наших из роты и не то можно сделать. А ради Прелла тем более.
Лэндерс уже слышал неприятную новость о Прелле, которую Корелло разнес по всему госпиталю. Он воспринял ее как нечто неизбежное, как еще одну потерю в ходе операций на проклятых островах. Ему и в голову не пришло, что Преллу можно чем-то помочь. Теперь его охватило пламя сумасшедшей преданности боевым товарищам, обжигавшее горло и сердце. Ради них он готов на что угодно, ради любого из них.
Вот они поймут, если им рассказать о раненых на холме. Сначала, может, и посмеются, но потом все равно поймут.
—
— Нет, ты все-таки попробуй. И скажи: все, кто есть из роты, готовы написать ходатайство, если нужно. Прелл так понял, что Каррен не железно за ампутацию, как те двое.
— Как думаешь, прямо сейчас идти?
— Иди сейчас. И не забудь про ходатайство.
Костыли у Лэндерса уже забрали, и он ходил, опираясь на вставленную в гипс шину и с тростью, хотя не привык еще без костылей и чувствовал себя очень неуверенно. Ему пришлось порядком попотеть, пока он, осторожно преодолевая всевозможные ступени и пандусы, сделанные для каталок и колясок, добрался из рекреационного здания до хирургического отделения. Когда он подошел, наконец, к кабинету Каррена, колени у него дрожали от напряжения.
К счастью, Каррен был у себя. Он сидел, склонившись над бумагами. Перед тем как войти, Лэндерс перевел дух и собрался с мыслями. Не забыть бы, что надо говорить вежливо и почтительно, хотя ему не до вежливости.
— Вы не могли бы уделить мне несколько минут, подполковник? Для неофициального разговора?
Каррен поднял голову, в глазах у него мелькнуло отчужденное выражение. Он кивнул.
— Пожалуйста. Заходите.
— Я насчет одного приятеля. Его фамилия Прелл.
— Ну и что?
— Нас тут семь человек из одной роты. Ну, и мне вроде поручили сказать за всех. Мы слышали, что у него могут ампутировать правую ногу.
Уставился, подумалось Лэндерсу, хочет, чтобы я стушевался. Или что-то еще? Краешком сознания Лэндерс подивился, откуда он набрался решимости вообще прийти сюда. Впрочем, яснее ясного. Ему достаточно было вспомнить раненых на холме. Никто здесь и знать не знает, каково им было там. И не хотят знать. Мы и сами-то не знали, подумал он.
— К несчастью, не исключено, — сказал, наконец, Каррен, — Очень даже не исключено.
— Понимаете, он был в нашем подразделении одним из лучших бойцов. Вы, очевидно, слышали о том, как он, уже раненный, вывел отделение. За это его представили к ордену. Если у него отнимут ногу, это доконает его. Вот ребята и велели мне спросить, не могли бы вы что-нибудь сделать?
— Любопытно узнать, что же я, по-вашему, могу сделать? — спросил Каррен. Лицо его было непроницаемо.
— Мы подумали, если дать ему шанс, может, он и выкарабкается.
— Шанс? Например? И вообще, не со мной вам надо говорить. Он не мой больной. — Каррен переложил на столе бумаги.
— Он еще думает, что вы не очень-то за ампутацию.
Каррен резко вскинул голову.
— Он вам так и сказал?
Лэндерс кивнул.
— Не мне лично, одному парню. Сказал, что так ему показалось.
— Баш приятель в тяжелом состоянии. Одна нога вообще не заживляется. Другая лучше, но тоже не очень хорошо. По-моему, у него что-то внутреннее, неправильный обмен веществ. Он с каждым днем хуже и хуже.