Только свои
Шрифт:
– Коньяк лучше не пить, – посоветовал я. Но мне было ее по-настоящему жалко. Поэтому, поднявшись, я налил ей виски в небольшую рюмку.
– Спасибо. – Она выпила виски залпом, с сожалением посмотрела на небольшую рюмку и заявила: – Мог бы сразу принести бутылку.
– Не нужно.
– Ладно, не учи. Ты еще сопляк, а лезешь меня учить. Я тебе в мамы гожусь.
– По-моему, я старше. – Мне не следовало ей возражать, но я быстро завожусь. И тоже перешел на «ты». – Тоже мне мамаша нашлась! Ты младше меня по годам. Или ты исчисляешь свой возраст с учетом твоего опыта? – Иногда я бываю
– Не хами, – махнула она рукой, словно отгоняя меня от себя. – Мы с твоим отцом были большими друзьями.
– Я знаю. – Черт меня дернул вдруг сказать эти два слова!
Елена с некоторым подозрением посмотрела на меня. Наверное, в другое время и в другой обстановке я ни за что не сказал бы подобного.
– Откуда? – Она нахмурилась. Или посчитала, что мой отец мог мне что-то рассказать? Но меня было уже не остановить. Она назвала меня мальчишкой, решила показать степень своей близости. Что ж, откровенность за откровенность.
– Я вас видел. – И даже сам удивился, как легко это у меня получилось. Просто взял и сказал. А может, потому что был на взводе? Я ведь тоже немало выпил. Сначала вино за столом, потом коньяк в кабинете.
– Где? – шепотом спросила она.
– Сегодня днем, в спальне моих родителей. – Я смотрел на нее, полагая, что она начнет краснеть или стыдиться. Но Елена радостно засмеялась. Беззвучно и как-то особенно радостно, хотя слезы еще блестели на ее ресницах.
– Значит, ты подглядывал?
– Нет. Я случайно оказался у дверей и увидел, чем вы занимались. Вы забыли запереть дверь…
– Не забыли, – хищно улыбнулась она, – это возбуждает.
– Извини. Я этого не знал. В общем, я увидел. Не так много, но увидел достаточно, чтобы все понять. И услышал ваши слова.
– Понял, что это не в первый раз. – Елена показала мне свои зубы. Я не видел ничего в жизни более сексуального. Даже начал понимать мужчин, которые сразу тянулись снять брюки в ее присутствии.
– Понял. Вы это не особенно скрывали. А по-моему, было глупо так подставляться. Твой муж мог войти в любую минуту.
– Ну и что? – Она пожала плечами. – Он настоящий кусок дерьма, и я его совсем не боюсь. У него нет никаких прав на меня.
– Тише, – посоветовал я, – он может услышать.
– Пусть слышит. Он любит проводить время с несколькими партнершами, устраивает оргии на специальной даче, которую купил тайком от меня. Думал, что я ничего не узнаю. Об этом вся Москва говорила, умник нашелся.
– Ты его не любишь?
– Не люблю. И никогда не любила. Хороший денежный мешок. Чем больше переведет на меня денег, акций, квартир, счетов, тем лучше. Все равно рано или поздно мы разбежимся. С ним жить долго нельзя. Перестаешь себя уважать. Мы с ним спим только через презерватив, он уже давно подцепил себе целый букет разных болезней. Теперь лечится, сукин сын. А с другими молоденькими девочками, которых он на ночь покупает, даже не церемонится. Говорит, что любит половые контакты без презервативов, мерзавец. И уже заразил несколько девчонок. Они иногда звонят, его ищут, плачут. А ему все равно…
– Тише говори, – снова попросил я, – нас могут услышать.
– Пусть слышат. Мне уже ничего не страшно.
– Как ты думаешь, это он убил моего отца?
– Нет, – сразу ответила она, – он мог бы убить, если бы вас не было рядом. Но при вас никогда. Он же трус. И уже два раза сидел. В третий раз пойти не захочет.
– А если из ревности?
– Ко мне? – Она захохотала. Слезы снова появились у нее на ресницах. – Мальчик, ты совсем глупый. Я встречалась с твоим отцом еще до того, как узнала о существовании Салима Мухтарова. Нас и познакомил твой отец. Салим прекрасно знал, что я много раз трахалась с твоим отцом.
При этих словах я чуть поморщился. Елена подняла руки.
– Извини. Неправильно выразилась. Занималась с ним любовью. Надо же, какую глупость придумали! Разве можно заниматься любовью? Можно любить или не любить.
– Ты его любила?
– Нет. Но хорошо относилась, это да. Он был мужчиной, никогда ни на чем не настаивал, никогда не давил. Даже ту сцену, которую ты случайно увидел, ты не совсем понял. Я сегодня не могу, не тот день. Но с ним мне очень хотелось. Когда я сказала, что сегодня не смогу, он сразу смирился, а я подумала, что так нельзя. И сама предложила другой вариант. Который больше всего нравится мужчинам. Теперь понял?
– Понял. Только немного не получается. Если яд бросила не ты и не твой муж, то кто же тогда? Откуда яд попал в бокал? Остаются моя мать, жена, сестра, зять. Они не могли.
– Откуда ты знаешь, кто что может? – снова радостно и беззвучно рассмеялась Лена. – Ты ничего о жизни не знаешь. Убивают как раз свои, близкие. Жена заказывает мужа, муж заказывает жену. Знаешь, сколько таких случаев в мире? Каждый день тысячи. Дети убивают родителей, чтобы завладеть их квартирой, матери душат своих детей, чтобы они им не мешали, отцы насилуют дочерей, измываются над сыновьями. Ты ничего не знаешь, мальчик, а сидишь и строишь из себя взрослого мужика.
– Я не строю. Это ты строишь из себя взрослую бабу. И не нужно говорить со мной таким менторским тоном. Ты не учитель, а я не твой ученик.
– Отстань! – Елена посмотрела на свою рюмку и увидела, что она пуста. – Может, нальешь еще?
– Хватит. Скоро приедет полиция.
– Пусть приезжает. Я им все расскажу. Я взорву этот дом, этот гадюшник. Мне уже ничего не страшно. Устроим пресс-конференцию.
– Помолчи. Тебя могут услышать.
– А какая разница? Значит, меня прибьют или убьют немного раньше. Никакой разницы нет. Все равно все будем там.
– Ты стала философом?
– Ничего я не стала. Просто сегодня поняла, что все бесполезно. Что хочешь делай, хоть на голове стой, хоть до неба прыгай, все равно конец один. А тогда зачем прыгать или планы строить? И какая разница когда? Сейчас или через десять, двадцать лет? Никакой.
– Иди лучше к себе и переоденься, – предложил я Лене. – Скоро приедут люди из Скотленд-Ярда. Им не понравится, что ты в таком виде. Я бы даже посоветовал тебе встать под душ.
– Жене своей советуй, – отмахнулась Елена, пытаясь подняться. Наконец встала. Снова посмотрела на диван. И сразу помрачнела. Но ничего больше не сказала. Затем повернулась и, пошатываясь, пошла в коридор. Уже на пороге остановилась.