Только тишина

Петецкий Богдан

Я услышал под собой грохот, словно ехал по толстому стальному листу, переброшенному через пропасть, образующую своеобразный резонансный объем. Я свернул, не зная о том, что эта полоса отведена для пешеходов. Тротуар, разумеется, был неподвижен. Несущие дюзы «папочки» стучали по его тонкой поверхности, рассчитанной на перемещение равномерно распределенного людского веса. Я подумал, выдержит ли он, и еще немного добавил скорости. Мне захотелось смеяться. С грохотом, от которого содрогались несущие конструкции виадука, я промчался над главной магистралью и по ближайшему пандусу свернул к узеньким удочкам промышленного района. Тут

никто не ездил, люди останавливали машины у ближайших путепроводов, немногочисленные прохожие пользовались эскалаторами и тротуарами. Я двигался по туннелю, стены складов и магазинов по обе стороны вздрагивали, опять зазвенело стекло, ему вторили установленные внутри помещений металлические полки и стеллажи. Мне вздумалось запеть. Мой голос тонул в лавине звуков. Я поудобнее расположился в кресле, широко раскрыл рот и выкрикивал какие-то обрывки мелодий, песенок, отдельные слова, лишенные связи и смысла. Когда в конце улочки замаячила белая полоса перекрестка, я притормозил, но самую малость, свернул, добрался до ближайшей параллельной улицы, повернул на нее, и вновь помчался мимо гулом отзывающихся просторных залов, все еще горланя, и все еще не слыша собственного голоса. Длилось это достаточно долго, пока горло окончательно не вышло из повиновения. Я задохнулся и замолчал. Дал сигнал автоматическому пилоту и перевел управление на него. Установил направление, после чего опустил спинку кресла чуть ли не до горизонтального положения. Заложил руки за голову и уставился в голубизну. Наконец, хоть что-то, что наверняка не было тишиной. Что-то реальное. Живое.

Не знаю, когда «папочка» вынес меня из города. Сориентировался только когда небо несколько потемнело. Сперва я подумал об облаке, но день был погожим, как никогда.

Я поднялся. Спинка кресла последовала за мной спиной. Улыбка с моего лица исчезла. Я инстинктивно склонился над пультом. Взял управление на себя и затормозил. Пролетел еще несколько десятков метров, оставляя за собой широкую полосу поваленной травы, и остановился.

Эта полукруглая гора передо мной, выстроенная из мутного, голубоватого стекла, тоже являлась действительностью. Но она относилась к тишине.

Двигатели смолкли.

Я перевел рукоять в положение «готовность». Из корпуса поднялись защитные стеклянные плиты, наглухо закрывая башенку. Уголком глаза я заметил раскрывающиеся вдоль бортов амбразуры ускорителя, излучателей, рефлекторов анализаторов и антенн. Были ли те черные круги лишь плодом моего воображения или нет, но силовые поля, окружающие гибернатор, существовали на самом деле. И мне приходилось считаться с их наличием, если я сам не желаю превратиться в облачко сажи.

Я выпрямился в кресле, уперся взглядом в равнину, в то ее место, где она соприкасалась с наружным защитным полем, и тронулся с места.

Я проделал порядка ста восьмидесяти километров. Слева от меня тянулась нигде не нарушенная, полупрозрачная стена, мнимо прямая. Изгиб ее был заметен только вверху, у вершины, где соединялись поля, образующие силовой зонтик. Город находился теперь по другую сторону полусферы. Передо мной, насколько хватало глаз, протянулась лишь сочная, изредка отмеченная пятнами более высокой травы, равнина. Как я и надеялся — ни следа чьего-либо присутствия вблизи гибернатора. Не говоря уже о кое-как загашенных кострах.

Когда я преодолел следующие сорок километров, на горизонте начали вырисовываться холмы.

Я возвратился к Парку Огней, но на этот раз не со стороны города, а с юга, где парк уже переходил в карликовый лес, покрывающий всхолмленный, неопрятный район. Точнее, так было когда-то. Теперь и здесь тянулся массив деревьев, переплетенных в неразрушимом, плотном объятии.

Не меняя скорости, я ехал до тех пор, пока сквозь полупрозрачную для солнечных лучей броню купола, а точнее — через ее боковой овал, не заметил размазанные очертания города. Тогда я отодвинулся на несколько метров от шеренги наружных эмитторов и остановился.

Я свое сделал. Поступил согласно железному правилу исследователя. Любое сомнение, если уж оно появилось, должно быть разрешено.

Ни человек, ни какие-либо животные не атаковали гибернатора. Указатели потребления мощности говорили правду. Ни разу, ни на долю секунды, генераторам не приходилось увеличивать нагрузку, чтобы избежать опасности. Чтобы уничтожить существо или предмет, оказавшиеся подозрительно близко от силового поля.

Какое-то время я сидел неподвижно. Потом, не без сомнений, потянулся к пульту и раскрыл кабину. Воздух был неподвижен. Тишина.

Я двинулся вперед. Пролетел еще сотню метров в направлении леса и остановил двигатели. Инстинктивно надавил клавишу пеленгационного сигнала, как делал тысячу раз на чужих планетах, провел рукой по карманам, проверяя, на месте ли аппаратура, и спрыгнул на траву. До сих пор я не задумывался, как поступлю с «папочкой» по завершении прогулки вокруг гибернатора. Чтобы все шло, как положено, я должен был бы вернуть его на место. Дабы не переполошились, встав с постелей. Или же спрятать его в лесу, вблизи базы. На всякий случай.

Время для этого всегда найдется. А пока с тем же успехом он может простоять и тут.

Перевые дверевья виднелись на расстоянии, не превышающем пятидесяти метров. Я шел в их направлении без каких-либо особых намерений. Мне пришло в голову, что можно было бы прогуляться немного дальше, дойти до холмов и по ним вернуться на базу. Таким способом я лучше бы познакомился с районом, примыкающим к моей каменной пирамиде.

Я вспомнил, как безрассудно мчался по городским улицам. Пожал плечами и ускорил шаг. Лучше уж это, чем металлические олени. Или альпинизм по несуществующим скалам.

Я прошел между несколькими пышно разросшимися кустами и вступил под сень деревьев. Я понимал, что меня ожидает там, впереди. Пот первопроходца, борьба с колючим подлеском, болота. Но путешествие на «папочке» вокруг гибернатора заняло не больше трех часов. До вечера было далеко. А спешить мне некуда.

Позади себя я услышал какой-то звук. Он доносился из-за рощицы высоких буков. Я остановился. По соседству, как на зло, не росло ни одного дерева, за стволом которого я мог бы поискать убежище. Самый близкий древесный гигант отстоял на десяток метров.

Звук повторился. И прозвучал, вроде бы, ближе. И, если бы я не знал, что такое невозможно, я мог бы поклясться, что это — зов человека. Может, и не зов. Скорее — покрикивание, как это делают дети, сбегая с крутого склона. Немного со страху, а немного для демонстрации малолетских фантазий.

Сам не понимая, что делаю, я напрягся и, сколько было воздуха в легких, завопил в направлении леса. Это не был какой-либо артикулированный звук, это не было словом. Я еще не успел закрыть рот, как пришел в себя.